Присутствующие заговорили, обсуждая приговор. Большинство одобряли, некоторые возмущались. Но в открытую не протестовал никто. Даже Хью. Он избегал взгляда Темьяна и держался в тени.

Несколько сельских парней взяли Темьяна под прицел арбалетов. Урмак окинул их ленивым взглядом. Если использовать личину Дракона, то наверняка можно уйти. Но… было лень. Драться не хотелось, и ярости он не ощущал.

К Темьяну приблизился кузнец и помог встать на ноги. Лицо Шатубы оставалось бесстрастным.

– Извини, парень. Суд принял решение. Говори свое последнее желание.

– Я могу сам выбрать способ казни? – спросил Темьян.

– Конечно. В определенных пределах, разумеется. Если, например, ты захочешь умереть от старости, то сам понимаешь…

Темьян улыбнулся шутке. Он был вполне спокоен, даже умиротворен и уже принял решение.

– Ты хорошо держишься, Темьян. – Шатуба похлопал его по плечу. – Жаль, что ты урмак, а то я потребовал бы королевского суда для тебя.

По законам Беотии и некоторых других стран урмаки являлись гражданами второго сорта и не имели права на апелляцию.

– Так какую смерть ты предпочтешь? – вслух спросил Пирс и прошептал одними губами: – У меня нож, я передам его тебе. Разрежь веревки, бей меня в челюсть, бросайся на арбалетчиков, используй мою науку и свои урмакские штучки. Беги!

Темьян покачал головой:

– Я остаюсь, Пирс.

Кузнец на мгновение опешил, затем скрежетнул зубами, но кивнул:

– Что ж, твое право. Так как ты хочешь умереть, Темьян?

– В огне. На костре.

– На костре? Странный выбор. Не самая легкая смерть, скажу я тебе. Если хочешь, я пущу тебе арбалетную стрелу прямо в сердце? Клянусь, ты умрешь мгновенно, не будешь мучиться!

– Нет. Я выбираю костер.

– Ну как знаешь. Но это потребует приготовлений.

– А я и не тороплюсь, – снова улыбнулся Темьян.

Его оставили во дворе под присмотром людей с арбалетами и вилами и занялись подготовкой к казни. Притащили и вкопали столб в раскисшую весеннюю землю, разложили вязанки с хворостом. К столбу он подошел сам, поддерживаемый кузнецом.

– Не передумал? – тихонько спросил кузнец. – Нож все еще при мне.

– Нет, Пирс. Все, поздно уже.

– Ну… прощай, парень! – Шатуба отошел, оставив привязанного к столбу урмака одного.

Костер умело подпалил Бродарь. Он учел ветер и запалил так, чтобы приговоренный не сразу задохнулся в дыму, а в полной мере ощутил боль от ожогов.

Темьян боли не ощутил. Он нес в себе чистую частицу пламени, и его жаркий собрат – первозданный огонь – не мог и не хотел причинять ему вред.

Впрочем, со стороны все было так, как надо: огонь жадно пожирал тело «грязного зверя». Большинство зрителей свистели и улюлюкали, некоторые стояли молча, и только в глазах Шатубы блестели слезы. А где-то на краю обострившегося звериного сознания Темьян ощутил, как внезапно побледнела и упала в обморок Лодда, скатившись с кожаного сиденья двуколки прямо под ноги растерявшемуся брату; как рыдает и в бешенстве бросается на прочную дубовую дверь погреба Соланна.

Да, уже завтра Кайе придется долго и убедительно оправдывать свой поступок перед женой кузнеца, иначе ох как не сладко придется наложнице Бродаря! Темьяна порадовала эта мысль: Соланна сумеет достойно отомстить за него. Умная госпожа Шатуба наверняка найдет способ сделать жизнь Кайи невыносимой. Темьян улыбнулся бы, если бы умел, но огонь не улыбается, а Темьян успешно закончил превращение, став жарким оранжевым языком пламени.

Теперь можно было уходить из селения, но он не удержался от мальчишеской выходки и поджег общественный амбар – место его побед, поражений и позора. Раздались крики. Люди бросились за водой, выстраивая цепочку от ближайшего колодца. Темьян немного полюбовался их слаженными действиями и… пошел гулять по улицам селения. Дома в большинстве своем были каменные, но конюшни, амбары, деревья и деревянная мебель в домах… Много вкусной и обильной пищи. Впрочем, покрытая лаком мебель имела вяжущий, горьковатый привкус.

…Когда он ушел в лес, горело почти все селение. Ненасытный огонь оставил в покое лишь несколько домов, в том числе кузнеца и… Свирина. Ради Лодды. И ради Хью: он не виноват, что оказался слабым и струсил перед авторитетом отца, – так решил Темьян.

Он вернулся в лес и несколько суток сознательно уходил из знакомых мест, чтобы избежать желания хоть одним глазком взглянуть на Кайю. Порой он был готов убить и ее, и Бродаря, чтобы растопить сковавший его сердце лед. И все же…

Он скучал по ней и находил тысячи оправдывающих ее причин, сваливая всю вину на Ксила.

Темьян забредал все дальше и дальше в Белковскую пущу. Постепенно к нему вернулись старые кошмары про уничтоженную кабаёши деревню, сгорающую мать и изуродованную Арису. Мысли у него путались. Порой на месте Арисы он видел Кайю и наоборот. Он перестал спать, избегая ужасных снов. Урмак шел и шел вперед, постепенно все глубже погружаясь в болезненную, сумеречную зону сознания. Он все чаще оставался в облике Барса, избегая личины человека, и с каждым разом все в большей степени ощущал себя настоящим Зверем.