– Километрах в пяти от Сум (там, кажется, еще спиртзавод есть) меня тормознули… Вообще-то я редко останавливаюсь на трассе, а тут будто бес попутал. Вижу, кто-то машет рукой, а на обочине «копейка» стоит (если бы иномарка была, ни за что бы не остановился). Тормознул меня тот, кто помоложе и с длинными волосами. Я поначалу вообще подумал, что это девка, на что, собственно, и купился. Второй был намного старше, неприятный на вид (про таких обычно злые анекдоты рассказывают). Он сидел в «жигуленке» рядом с местом водителя, на пожилом была дорогая норковая папаха (сейчас в таком прикиде половина московских новых ходит). Когда я заглянул в машину, он держал пачку «Парламента» и закуривал. Я тогда удивился: мужик курит «Парламент», а ездит в тридцатилетней задрипанной «копейке»!.. Короче, у них полетела свеча, патлатый вынул из багажника трос, я подогнал свой «мерседес», прицепил их «копейку», и мы тихонько тронулись… Я знаю, где прокололся. Когда я отбуксировал их в какой-то отдаленный район города, где много частных домов – тут мне и надо было с ними расстаться. Но пожилой вдруг проявил ко мне такое внимание, такое расположение, так стал уговаривать пообедать с ними, что я, черт знает почему, согласился. Все ж таки больше семисот километров прошел, вот голод и дал о себе знать… У пожилого, «батьки» (как его называл патлатый Радик), вторая тачка оказалась (причем новенький «опель»), и мы вчетвером (с нами еще подружка Радика увязалась) махнули в кабак. Честно говоря, я давно столько мяса не ел. Пил, конечно, один сок. Ух и вкусный у вас томатный сок делают! Какой-то местный завод… Очнулся я в своем «мерседесе». Голова раскалывалась, будто я накануне бутылку водки выкушал. Глянул… и не узнал вокруг себя местность. Пустырь, кое-где утыканный бетонными сваями, в одном месте какое-то недостроенное здание и кучи, кучи строительного мусора и дерьма…

– Так вас обокрали эти двое? – встрял в рассказ пассажира водитель маршрутки.

– Паспорт и командировочные не тронули, потому-то я не сразу и хватился. Так, раз кольнуло в сердце. Только когда к сестре приехал, и она, поцеловав меня, вдруг сказала: «Гена, а мы тебя к Новому году ждали» – я по-настоящему забеспокоился. «А сегодня какое?» – «Второе января. Генка, ты совсем заработался». Я еще по инерции пробормотал: «Ленка, я тебе телевизор привез…» – и скорей к машине… Честно говоря, парни, до сих пор страшно вспоминать. Открываю двери фуры – а там елки. Ни двадцати тонн сахара, ни «Соньки» (телевизор мы купили Ленке вместе с матушкой). Целый трейлер елок! Как в кошмарном сне…

– Вы что, в Харьков сахар везли?! Из России к нам?! – почему-то именно на этот момент в рассказе пассажира отреагировал водитель маршрутки.

– Наверное, тростниковый? – спросил Безсонов.

– Да, кубинский, – вяло подтвердил Гєна.

– Ну тогда все понятно: тростниковый сахар сейчас дешевле нашего бурачного. Поэтому его выгодно импортировать из России, – заметил Безсонов.

– А вы в милицию обращались? – участливо спросил юноша-водитель.

– Еще нет. Сейчас фуру поставлю на стоянке и буду думать, что делать. Сестра обещала на местных бандитов выйти, чтобы те помогли сахар найти, но меня, честно говоря, не тянет с вашими бандитами связываться. И с елками я еще не знаю, что делать. Они у меня в трейлере Новый год встретили, а теперь куда их?

Гена умолк, уставившись неподвижно в какую-то точку на лобовом стекле маршрутки. «Целая фура елок вместо нескольких тонн сахара! Ведь кому рассказать – не поверят!» – не удержавшись, весело хмыкнул водитель маршрутки. Безсонов тоже улыбнулся. Вдруг ему пришла несмелая мысль заняться темой пропавшего тростникового сахара, провести первое в своей жизни журналистское расследование, но Женька скрепя сердце тут же отказался от этой идеи. И дело не в том, что в глубине души он (как, в общем-то, любой осторожный человек) немного побаивался сумских бандитов, просто Безсонов не хотел менять свои планы – счастливые планы дважды отца.

Женька попросил остановить маршрутку около поворота, ведущего в глубь района города, лет сорок тому назад названного «Химгородком». Перейдя Харьковскую в противоположном направлении, Безсонов быстро пошел в сторону многочисленных баз и складов. Среди них до сих пор кое-как пыхтело несколько заводиков и вовсю орудовало с дюжину торговых фирм. Через десять минут Женька вошел в открытые настежь ворота. Поржавевшая металлическая вывеска над ними гласила: «Завод „Красный металлист“». Зато на куске желтоватого ватмана, приклеенного изнутри к окну заводской проходной, Женька прочел: «ВАТ „МЕТАЛ-КРАФТ“». Из окна на Безсонова равнодушно глянула заспанная физиономия охранника.

Женька, все больше грустнея, окинул взглядом довольно скромную («аскетичную» – пришло ему на ум) заводскую площадку. На нее фасадом выходило одноэтажное здание скорее из седого, чем из белого кирпича и корпус цеха, старомодный, с помутневшими чешуйками стекол под высокой крышей. В тщательно подметенном и даже посыпанном рыжим песком заводском дворе Безсонов не заметил ни ржавых останков каких-нибудь редукторов, швеллеров, труб или мотков проволоки (чем и поныне богаты постсоветские заводские ландшафты), ни тем более по-европейски упакованный в целлофан кирпич или загадочный броский контейнер, представляющийся по-английски: «Made in…»

«Да-а, совсем дело худо, – вздохнул Безсонов. – Как на кладбище». Елядя на эту пронзительную прибранную пустоту, Женька вдруг почувствовал себя ужасно неловко: он ни к месту вспомнил, что не надел сегодня чистую сорочку. «Тьфу ты, напасть какая!» – плюнул под ноги Безсонов и, чтобы скорей избавиться от дурных мыслей, быстро вошел в одноэтажное здание.

Вошел и замер. По левую и правую руку тянулся длинный пустой коридор. Впечатление от коридора оказалось еще более удручающим, чем от стерилизованного заводского двора. Казалось, сделай шаг – и не видать тебе сегодня ярких ощущений! А если решишься дойти до конца коридора (неважно какого – левого или правого – в полумраке они были одинаково не видны!), остаток жизни пройдет без желанных событий. «Но только не у меня!» Безсонов повернул направо. С противоположного конца коридора донеслась песня в стиле русско-цыганского «соул»: «Спрячь девчонку за высоким забором – выкраду вместе с забором!..» Песня звучала чуть слышно, но вместе с пустотой коридора по-странному искушала Женьку, отвлекая его от мыслей о жене и маленьком сыне. Он вдруг сравнил коридор с адской трубой, а песню, шептавшую ему в спину, – с разгульным трубным зовом.

Безсонов остановился у двери с табличкой «Приемная» и, секунду помедлив, вошел. В приемной сидел здоровенный хлопец с взлохмаченной головой и в замасленной синей робе. Громко сербая, хлопец два раза отпил из чашки, в которой светлячком горел желтый флажок чая «Липтон».

– Шо трэба? – недовольно оторвавшись от газетки с кроссвордом (кажется, это была «Арт-мозаика»), зло зыркнул на вошедшего хлопец. Женька не сразу отреагировал на вопрос: он вдруг услышал тихий детский голос, прорывавшийся из-за директорской двери.