– Кончилось, как же, – сплевывает себе под ноги мальчишка.

Безбоязненно подходит и, остановившись в паре шагов передо мною, запрокидывает голову, с живейшим интересом разглядывая мое лицо. Подумав, сообщает:

– Никогда бы не подумал, что кто-то сможет уделать Плешивого Джоба, а вместе с ним и братьев Хатч. Знаю пару человек, что обрадуются этому до одурения!

– Рад, что хоть кому-то сделал приятное, – замечаю я и тут же спрашиваю: – Ты что же, выслеживаешь меня?

– Больно надо, – бормочет тот пряча глаза. – Случайно наткнулся.

– Хотел должок вернуть? – В глазах мальчишки непонимание, тогда я делаю вид, что вновь щелкаю его по лбу.

В ответ он ухмыляется:

– У меня ни один из старших братьев так не умеет. Научишь?

– А отец у тебя есть?

Мальчишка независимо дергает плечом.

– Повесили пару лет назад. Он прирезал стражника шерифа.

– Мне тоже довелось отправить парочку на тот свет, – деловито замечаю я.

Разумеется, врать ребенку нехорошо, недостойно и стыдно, ведь, как ни крути, дети – это наше будущее. С другой стороны, скажи я пацану правду, сколько на моем персональном кладбище высится могильных крестов, он сочтет меня вруном. А сейчас глазенки загорелись, тощие плечи расправил, словно собирается взлететь, на лице восторг, а рот растянул от уха до уха, вылитый лягушонок.

– Ух ты! – восклицает он. – Я так и знал, что ты из рыцарей большой дороги. Я еще тогда понял, когда ты меня на ярмарке за руку ухватил! А ты из чьей шайки, Свирепого Пью или Хохотунчика Боба?

– Нашел с кем сравнивать, – презрительно фыркаю я. – Перед тобой гроза Лондона, профессор Мориарти собственной персоной!

Едва справившись с потоком информации, мальчишка обалдело кивает, помявшись, робко спрашивает:

– Так ты научишь меня щелкать по лбу?

Ха, научишь. Правильный щелбан – наука сложная, она только сибирякам дается, прочим даже пробовать не стоит, окружающие засмеют.

– Тебя зовут-то как?

– Бен Джонс.

– И много у тебя старших братьев, Бенджамин? – медленно спрашиваю я. Чем занимаются, даже на уточняю, ежу понятно, что не рукописи в монастырях переписывают.

– Двое.

– Люди верные? – Я смотрю пытливо, и пацан, как следует подумав, честно отвечает:

– Если плата нормальная. Но все деньги лучше сразу не отдавать.

– Познакомишь? – с широкой улыбкой спрашиваю я, тут же добавляю: – Похоже, с моей помощью ваша семья сможет заработать пару сольдо.

– Не надо нам никаких сольдо, – фыркает мальчишка. – Что мы, шотландцы какие? Возьмем только серебром!

– Годится, – ухмыляюсь я.

Пацан хмурится, в голосе грусть:

– Вот только стража тебя схватит.

– Какая еще стража? – подбираюсь я.

– Которая на выходе из тупика стоит, их Плешивый Джоб привел.

Я раздумываю не дольше секунды. В руку сам собою прыгает кинжал, мальчишка вздрагивает, но я уже нагнулся к одному из трупов и вспарываю ткань его куртки, а со второго покойника сдираю плащ. Тот изрядно испачкался в грязи и здорово воняет, но так даже лучше.

Бен презрительно фыркает через губу:

– Решил переодеться? Не выйдет!

– Не каркай, – отсутствующе замечаю я, пока взгляд рыщет по свалке.

Мне нужна еще одна вещь, последний штрих к образу. Вот и она. Улыбнувшись, я подкидываю ногой в воздух длинную палку, ловко перехватываю ее рукой, на плечи набрасываю трофейный плащ, глаза завязываю отхваченным куском ткани.

Вытянув вперед подрагивающую ладонь, я жалобно скулю:

– Подайте на пропитание герою Азенкурской битвы, лишившемуся зрения в бою за нашу милую Англию.

Нижняя челюсть Бена Джонса падает вниз, я кладу ему руку на плечо и разворачиваю лицом к выходу из тупика.

– Иди не спеша, – говорю я. – И ничего не бойся.

Уже за пять ярдов до выхода из переулка я начинаю громко причитать о том, как нехорошо обижать слепых, обитающих на помойках. А если уж вы решили кого-то там побить, то ни к чему выгонять несчастных, и без того обиженных судьбой. Стражники, загодя предупрежденные о моем появлении, мельком оглядывают слепца с поводырем и тут же отворачиваются, брезгливо морща носы. Да, плащ изрядно пованивает, а потому, едва затерявшись в толпе, я тут же «теряю» его, к вящей радости какого-то прохожего.