Для себя я твердо решил, что на левый, французский берег Луары попаду через Блуа. Конечно, идти в Орлеан ближе, но в окрестностях города постоянно рыскают отряды англичан, а ну как опознают опасного преступника? Лучше протрястись в седле лишних пятьдесят лье, пусть и набив в пути пару лишних мозолей, чем без толку болтаться в петле.

Война – неподходящее время для странствий в одиночку. Обычно мне удавалось примкнуть к компании паломников, купцов или странствующих ремесленников, но вот уже пару дней я шел в одиночку. Кошель с деньгами, а заодно и захваченного у англичан коня отобрала шайка оборванцев, которая окружила меня на лесной дороге в трех лье от городских ворот Ле-Мана. Грабители наставили луки, вежливо предложили не ерепениться, вывернуть карманы по-хорошему. Замечательно, когда тебе предоставляют выбор, а не стреляют в голову без предупреждения.

Загадочные инструменты и сушеные травы разбойников не заинтересовали, так что уже через пять минут, собрав все обратно в мешок, я пошел дальше, свободный как ветер. Лишь теперь, дожив до двадцати семи лет, я понял, что больше не восхищаюсь подвигами Робин Гуда. Раньше как-то не задумывался, что за чувства испытывали жертвы к пламенному борцу за социальную справедливость. Вы удивитесь, но я ощутил горячую симпатию к шерифу Ноттингемскому, когда он, не раздумывая, вешал подобных грабителей по всему Шервудскому лесу.

На восьмой день пути дорога вывела на широкую пустошь. Лес закончился, как обрезанный, вдалеке блеснула тонкая серая полоска. «Луара, – с ликованием понял я, – все-таки дошел. Осталось совсем чуть-чуть».

На открытом пространстве пешему ни за что не уйти от конного, потому я шел по-прежнему не спеша. Отчего-то казалось, что и этот, третий встреченный за сегодня, конный отряд равнодушно пройдет мимо. Разве что пара-тройка всадников мазнет на скаку цепкими взглядами, но тут же переведет глаза на что-нибудь более интересное. Мало ли шляется по дорогам всякого народу, начиная от монахов и паломников и кончая торговцами.

Раз на раз не приходится, с неприятным холодком я понимаю, что мной заинтересовались. Чем же я привлек к себе внимание? По негромкой команде всадники окружили меня плотным кольцом, разглядывают с явным интересом. В ситуации, когда на равных можешь общаться только с конем, а люди возвышаются где-то сверху, отчетливо ощущаешь собственное ничтожество. Понимаешь, что еще повезет, если просто протянут плетью поперек спины, могут и конем стоптать или ткнуть копьем.

– Я – капитан Фернан Готье! Кто такой и что здесь делаешь? – угрожающе рявкнул предводитель, высокий усатый воин с квадратным лицом. – Шпионишь, каналья?

Я коротко глянул, тут же отвел взгляд. Опасный человек, шутить не любит и не умеет, зато привык убивать. Твердые глаза, жесткая щель рта будто вырублена топором, тяжелый подбородок упрямо выставлен вперед. Такой, не моргнув глазом, прикажет вздернуть тебя на суку, если что не понравится во взгляде или словах. На древке длинного копья, которое держит наконечником кверху, вьется по ветру красный с синим флажок, но шпоры на воине обычные, не золотые. Похоже, сам не из благородных, но человек уважаемый и неплохой воин, раз доверили командовать отрядом.

Остальные помалкивают, глядя больше по сторонам, но часть уставились на меня, как голодные лисы на упитанного зайца. Кратко объясняю, кто я и куда иду. Представляюсь смело, ведь на плащах и куртках воинов вышиты не красные английские кресты, не черные бургундские, а белые, видные издалека. Именно так отличают себя арманьяки, патриоты Франции и пламенные борцы за ее свободу.

– Идешь в аббатство Сен-Венсан, – недоверчиво рычит усач, – что за вздор! Я первый раз тебя вижу, и можешь мне поверить, малый, ты там никому не нужен. Англичане вот-вот подступят с приступом, потому нам нужны настоящие воины, а бесполезных гражданских у нас избыток.

– А опытные лекари вам нужны, только чтобы ходить строем, – язвительно замечаю я.

– Лекарь… – задумчиво тянет капитан Готье, как бы пробуя слово на язык. – Да у нас уже есть один, старик Ренье, вроде справляется. А с чего ты решил идти именно к нам?

– Посоветовал один священник, отец Граншан, – признаюсь я.

– Высокий, худой, с пегими волосами? – небрежным голосом уточняет капитан.

– Нет, он с меня ростом, полноват, а волосы у него черные, как воронье крыло. Лишь на висках седые.

– Когда ты его видел? – В холодных стальных глазах мелькает искра любопытства, да и голос потеплел на пару градусов.

– Дней десять назад, – отвечаю я, – в одной маленькой деревушке в Нормандии.

Капитан Готье изучающе смотрит на меня, в сомнении теребит левый ус, наконец неохотно приказывает одному из всадников посадить за спину гостя. Так что последние четыре лье до аббатства я проделываю верхом. Хитроумный капитан так ловко проложил дорогу между невысокими холмами, что, когда мы выезжаем к монастырю, я чуть не падаю с лошади от неожиданности.