Шрифт:
– Ты любишь меня?
Люба опять кивнула, что да, но ответила:
– Нет, - потом печально посмотрела ему в глаза.
– Юр не надо задавать таких вопросов, ты ведь все и так знаешь.
Сердце у Юрки стучало часто-часто, и ему казалось, что так громко, что его слышит не только она, но и проходящие мимо люди. Он хотел говорить ей о любви, о ее красоте, о ее глазах и вообще о том, насколько она прекрасна. Но он сдерживал себя, он не смел, этого говорить, потому, что от этих слов им обоим было бы только хуже. Поэтому он просто шутил и целовал, целовал ее губы, щеки, глаза, гладил волосы. Ему было обидно. Какой не хороший этот мир. Зачем расставаться?
Ведь они этого не хотят. И в то же время он благодарил всех и вся, за то, что он встретил эту хорошенькую, стройную, светловолосую с голубыми глазами, нежной улыбкой и веселым смехом девушку, именно ту, которую он когда-то сам себе придумал.
Продолжается посадка на самолет, следующий рейсом Москва – Владивосток, - прозвучал по вокзалу женский голос.
– Мне пора. Они встали, взялись за руки, и пошли к выходу к самолетам. Около дверей
Юрка остановил Любу.
– Люба ты меня любишь?
Люба смотрела на него, ее голос дрожал.
– Да. – У нее на глазах появились слезы. Они крепко обнялись, и слились в долгом поцелуе. Сейчас для них не существовало ни кого, только они и их любовь.
Оторвавшись от поцелуя, они смотрели друг на друга, Люба плакала.
– Прощай, - сказал Юрка, зная, что больше они ни когда не встретятся. А про себя подумал, лучше бы, до свиданья. Ему так не хотелось расставаться с этой недолгой, простой и нежной любовью.
С мечтой своего детства.
Люба прошла в двери, отдала билет контролеру. Та взглянула, - Проходите.
– Люба, - позвал Юрка. Она шагнула к нему. Юрка еще раз поцеловал ее, и, повернувшись, пошел.
Отойдя, он остановился у окна, и смотрел, как его голубая мечта прошла вниз по ступенькам, прошла к автобусу и оглянулась. Он знал, что она его не видит, но он махал ей рукой, прощаясь с ней. Она знала, что он смотрит на нее, и тоже прощаясь, помахала рукой.
Автобус тронулся, а Юрка стоял и махал. Что-то тяжелое подступило к его горлу.
– Да- а-а, дела, - буркнул он, и тоже пошел.
24 – 26 сентября 1978
ВЕЧЕР КАК ВЕЧЕР. А ЖИЗНЬ…
повесть
Вечер как вечер, обыкновенный.
– Жизнь, дрянь. Ну, чего в ней блин хорошего? Придумали, все хорошо, все красиво, все счастливы. Кто это все? Я, например? Юрка остановился, прервал размышления.
– Тьфу, дрянь какая-то. Жена где-то дома, а может в селе у своих родителей. А может…? Ну и хрен с ней. Может она, счастлива? Но, узнаю, убью.
Юрка тряхнул головой, она была тяжелая.
Рядом шли друзья с женами.
Юрка приехал в родное село. Городским тварь стал. Машину купил. Доволен, кичится этим. Правда с друзьями как был шалопаем так и остался. Шалопаи которым уже за 30.
Что такое? Кто-то запел или просто заорал. Неплохо подобрали, на душу населения страны.
Все пьяные, вот и веселые. Были бы трезвые, с какого хрена веселиться? Чи ни праздник? День освобождения трудового народа. Освобождения от чего??? От помещиков и капиталистов. Тогда значит, там этого праздника нет? А ведь там этого о-го-го гораздо больше, чем здесь, это даже дураку понятно. Но, не хрена они там тоже скоро праздновать будут, так же жрать водку, махать флагами, и орать: - Да здравствует! Мы ведь пообещали, что весь мир разрушим до основания.
Вот так, как понажираемся, мы его не только до основания…
Песню уже орал не один. Надо поддерживать. Юрка тоже заорал, загорлопанил. Какие-то умники напридумывали, что в селе красиво поют, красиво пляшут. Как покажут по телевизору, ну, прям одни плясуны и певуньи. Где они? Понажираемся на свадьбах как свиньи, и прыгаем как козлы, кто во, что горазд. А песни? Да если бы в армии не научили в строю орать строевые, то из нас хрен бы слово клещами вытянул. А орем круто, нам кажется, что красиво. Да бабки в домах, мимо которых мы проходим с такими песнями, уши затыкают, крестятся, и матерят нас на чем свет стоит. О, стоп, я, кажется не то ору? Вот это нажрался. А, все равно всем похер то, не то. Юрка опять как баран тряхнул головой, в которой начало все плыть, при этом сильно зажмурился, потом широко открыл зенки. Во, все нормально.