Оно находилось в маленьком, немного удаленном от остальных шатре. В занавеске, перегораживающей шатер, были проделаны отверстия на различной высоте, чтобы мужчинам, независимо от роста, было удобно наблюдать. У одного из них замер старик в брюках для гольфа, у другого пристраивался карантинный инспектор, остальные отверстия были свободны.

Юнцы выбрали себе по отверстию, нагнулись и застыли, всматриваясь.

Вокруг ветхой тростниковой хижины танцевали три негритянских жреца, рядом с ними высился символ откровенной мужественности. Это был танец дождя, и брызги аккомпанировали их прыжкам. Они скинули набедренные повязки и танцевали голые, кружась вокруг фаллического символа. Их черные тела лоснились от дождя и пота.

Из хижины вышли пять черных девушек, пять стройных сочных девственниц. Жрецы бросились к ним, сорвали с них повязки и увлекли в танце; сквозь шум дождя послышался глухой рокот барабанов. Черные девушки танцевали меж жрецов, запинаясь и прихрамывая, словно опилки и сучки кололи им ноги. Черные тела извивались на фоне серой пелены дождя.

Барабанная дробь стала громче, и жрецы заплясали еще неистовее. Словно желая подстегнуть их, черные девы сорвали с деревьев длинные прутья и принялись нещадно стегать жрецов. Удары прутьев оставляли розовые полосы на черных спинах и животах. Перекрывая шум дождя, рокот барабанов раздался совсем близко, и черные жрецы возопили от жгучей боли, причиняемой им ударами прутьев.

Гигантский фаллос вздрогнул и зашатался: серые брызги дождя оседали на черных телах подобно пеплу. Завыл ветер, дождь внезапно прекратился, и из лесу вышел Мумбо-Юмбо с тамтамом в руках.

Он вышел, и над лесом мягко засияла радуга, черные жрецы пали перед ним ниц и замерли, демонстрируя полное повиновение. Мумбо-Юмбо ступал по их распростертым телам.

Черные девы не отрываясь смотрели на него, сладострастно подрагивая телом и пытаясь привлечь его внимание робкими знаками. Мумбо-Юмбо внимательно оглядел девушек, потрогав, пощупав и ущипнув каждую из них. Он надавливал, тер, обстукивал и кусал их. Он целовал их, тер им носы, дергал за уши, пробовал на вкус их языки, обнюхивал и мял груди; девы терпеливо сносили все, прижимаясь к нему и тая от его прикосновений. Но, там не менее, они не понравились ему. Он схватил дубинку и ударами сбил их на землю, в грязь. Затем он принялся бить и пинать жрецов, выкрикивая им в лицо слова неудовольствия.

Жрецы собрались вместе и стали о чем-то совещаться. Один из них обратился к божеству, но Мумбо-Юмбо оттолкнул жреца, и тот пал в грязь рядом с отвергнутыми девственницами.

Тогда остальные жрецы бросились в хижину и вернулись оттуда, неся большой крест, к которому была привязана светловолосая белокожая девушка. Они бросили крест к ногам божества и скрылись. Мумбо-Юмбо посмотрел на девушку и остался доволен. Он отвязал ее от креста, поднял за волосы и скрылся с ней к лесу.

– Ух! – завопил Пол Конрад. – Боже, как я завидую этому парню.

– Заткнись! – закричал старик в брюках для гольфа. – Неужели вы, сопляки чертовы, не можете хоть немного помолчать? Черт побери, не забывайте, где вы находитесь.

– Ну, если тебе не нравится, дедуля, надо что-то делать, – посоветовал Слик Бромежски.

– Наконец-то я слышу от вас что-то разумное, – ответил старик. – Пойду пожалуюсь администрации, – и он с ворчанием вышел из шатра.

– Ты только представь себе – жаловаться администрации этого притона, – фыркнул Пол.

– Представляю, – фыркнул в ответ Слик.

Юнцы, посмеиваясь, вернулись к своим наблюдательным пунктам.

На серых камнях лежали нимфы, юные полные нимфы с животами, как у прачек, и бедрами, как у молодых кобылиц. В зарослях камыша на берегу моря прятался фавн. Он подглядывал за ними.

Розовый, юный и скромный был тот фавн, коротенький, словно маленький певчий, без рясы и псалтыря. Он стоял, укрытый зарослями, и смотрел на толстых распутных нимф, которые знали, что он на них смотрит. Они смеялись, болтали, показывая друг другу всякие непристойные штучки, а маленький фавн раздвигал заросли, чтобы лучше видеть.

Две нимфы танцевали, остальные смеялись, глядя на них, и подзадоривали; каждая из них краем глаза наблюдала за трепетавшим в зарослях фавном. Он же только смотрел, не осмеливаясь приблизиться; тогда нимфы позвали его и пригласили поиграть с ними. Но он помотал головой и не сдвинулся с места.

Нимфы играли, лениво гоняясь друг за дружкой, и каждая из них ждала, что остальные уйдут и она одна сможет спуститься к фавну. Он осторожно выбрался из зарослей, спрятался за камнем, готовый ретироваться в любую минуту, и смотрел на них. Нимфы делали вид, что не замечают его, вплетая цветы себе в волосы, кидаясь песком, прыгая и пронзительно смеясь. Одна из них посадила пчелу на плечо сестре, та укусила ее, и нимфа взвыла от боли, а затем яростно накинулась на обидчицу, они сцепились, кусаясь и царапаясь. Остальные нимфы смеялись, подзадоривали и кидали в дерущихся горсти песка, а маленький фавн подкрался немножко поближе.

Одна из нимф взяла ветку винограда и, предлагая фавну, медленно пошла к нему. Ее перепачканные ноги скользили по сухому песку, волосы были растрепаны и спутаны, на толстых ногах виднелись царапины и синяки. Она протянула фавну сморщенные, гнилые виноградины и криво усмехнулась своими толстыми губами, но отвращение взяло верх над любопытством, и фавн ретировался к морю. С грустью взглянув ему вслед, нимфа отбросила ягоды и вернулась к своим сестрам.

Сестры смеялись и дразнили ее. Рассерженная, она схватила палку и бросилась на них; с визгом и смехом нимфы брызну в разные стороны. Но краем глаза они продолжали следить за фавном.