Рассказ о том, как кицунэ шалила.
***********************************************************************************************
Шалость на семи хвостах
Тонкую родниковую струю, с журчанием тянувшуюся из бамбуковой трубки в ритуальный каменный сосуд для омовения рук, освящал низкий поросший мхом фонарь. Между пучков папоротника, нимфеи, низкорослого бонсая и кустов стелющегося можжевельника вилась неровная дорожка, выложенная из холодных камней, ведущая к дому. Обычно грустная тсубонива, при наложении теней сумерек и стрекота цикад в мерцании тёплых огней торо, выглядела завораживающе, таинственно.
В воздухе смешался запах сырой сакуры и аромат ладана и алоэ подожжённой палочки благовоний, доносившийся из входа в сад раздвинутых сёдзи, полностью оголявших пространство жилой комнатки. Так же витала в рыхлых вечерних воздушных потоках нотка ходзичи – сушенных листьев Банча.
Робкий лист занесло ласковым ветром на веранду домика, и далее – в комнату.
– …Расскажу-ка я о том, как жила лиса-кицунэ, - маленькая бабка Морико, придерживая сухонькой ладошкой одной руки край своего расписного черного кимоно, взяла кривыми пальцами другой хрупкую пиалу, где дрожала гладь зелёного чая.
Давно уже выцвела ночь в её волосах, сейчас подобранных нефритовым гребнем, став серебряными нитями паутины. Когда-то цвета порыжелой травы, глаза, сейчас мутные, с нависшими верхними веками, окутанные сетками глубоким морщин на жёлтой коже, смотрели мягким прищуром на розовый закат.
Иссохшие губы поймали край чашки и отпили ароматный напиток. Бабка отставила пиалу на край дайбана – плоского напольного столика; облизнула свои губы, спрятала руки в мешковатые рукава кимоно и, казалось, так и задремала, сидя несгибаемым прутом бамбука на дзабутоне.
– Морико-сама, - к старушке подползла осторожно невысокая девчушка, видно, дочь кого-то из прислуги - от выбившихся из пучка волос прядей веяло рыбой. Она нерешительно коснулось витой вышивки на складке кимоно и нажала на неё, чувствуя подушечками пальцев острое колено бабки, скрытое за одеянием. – Морико-сама, - вновь позвала она, одёргивая руку.
– Уймись, Чи-тян, - недовольно отозвался юноша, сидящий снаружи помещения на краю энгава, свесив оголенные ноги в тёмную заросль. Парень обернулся, бросая сердитый взгляд раскосых глаз цвета дождя на свою младшую сестру. – Спит бабка, не трогай её.
– Но, онии-сан, Морико-сама обещала сказку, - досадливо отозвалась Чи, переходя на шёпот.
– Сдалась тебе сказка, ты не маленькая, - фыркнул брат, отворачиваясь к огням каменных светильников, над которыми кружили стайки светлячков.
Чи насупилась и отстранилась от хрупкой фигуры.
– Зря не веришь в силу лис, Тору, - отмирая, медленно произнесла Морико, улыбаясь своей невидимой улыбкой.
– Вы проснулись, - обрадовалась девчушка.
– Я и не спала, - качнула острым подбородком бабка, потянувшись к своей чашке. – На том Свете отосплюсь.
Тору не обернулся, сделав вид, что не расслышал тихих старческих слов.
– И как же жили лисы-Кицунэ? – поинтересовалась Чи, нетерпеливо наблюдая, как делает маленький глоток старушка.
Морико убрала чашу, вздохнула, как при приятном воспоминании, и как-то потеряно оглянулась вкруг себя. Возле дзабутона лежал оранжевый лист с подсохшими краями.
– История это давняя, - суть слышно начала Морико, осторожно подцепляя треснувшим ногтем лист. – Настолько давняя, что конец её нам виден ближе, чем начало, - бабушка бережно положила листок к себе на бедро. – Запах лесной чащи пьянил и кружил голову, лунных небес край терялся в густом тумане дальних холмов, у коих не было границ. И играли там загадочные костры, да лилась музыка. Этими пламенными огнями и были… кицунэ, - узкие бабкины глаза-щёлочки замаслились загадочной поволокой. – Их древний мир хрупок и полон загадок. И без тайн своих он погибнет.
Её прервал слабый шум густой листвы.
– Тогда зачем ты хочешь нам о них рассказать? – язвительно поинтересовался Тору, не оборачиваясь.
– А я и не собираюсь открывать вам их хитрости, - бабуля причмокнула по-старчески губами, и мудрость пряталась в её тоне.
– Глупость какая-то, - буркнул парень, недовольный своей недоуменностью.
Чи шикнула на него, но Морико не рассердилась на легковозбудимого юношу за его непочтительное отношение, наоборот – издала смешок.
Она повела плечами, оглядела уже тёмное небо с тонкой розовой лентой облаков, спрятавшейся за пиками гор, и задумчиво произнесла:
– А у лисы можно многому научится, Тору. И истина ничего тебе не даст. Она не раскрывает всех секретов.
– Морико-сама, - протиснулась в их диалог девчушка, напоминая о себе.
– Юная Чи, - кивнула бабка. – Живут эти лисы по сотни лет, а в тыщу* – могут общаться с Небесами. И нрав у них, ой, непостоянный. Колдуны они тоже хитрые, изворотливые, и их превращения бесконечны.
– Превращения?.. – эхом отозвалась Чи, любопытно хлопая ресницами.
– О да, - Морико усмехнулась чему-то своему. – Оборотни хвостатые принимают образы и юношей, и девушек, и стариков, и старух. Ох, а как обольстительна-то та бисёдзё в алом кимоно, чья сущность животная, - пожилая женщина закатила глаза. – Умеют они соблазнять… Но и наказывать, шутить и безобразничать так же любят – создадут картинку для твоих глаз, а ты и не знаешь верить в неё иль нет.