– Так зовут на флоте обыкновенный гроб, – пояснил Раймонд, слегка обернувшись к буфету. Раймонду ничего не ответили.

– Вспомни лучше, – обратился к Майдану Бархатов, – как в строю честь отдавал.

Димке вспоминать об этом совсем не хотелось. На утренней справке, после того как Лека тщательно и с видимым удовольствием изучил степень сияния пуговиц, сверкания ботинок и чистоты носовых платков, ко второму взводу подошел сам военрук. Глаза его смотрели весело и пронзительно. Они так сверкали, что сразу и нельзя было догадаться, что они маленькие и глубоко спрятаны под кустистыми и блестящими бровями. Флотский вид учеников вполне удовлетворил военрука. Он как будто подмигнул Майдану, намекая об их совместных мучениях в баталерке.

Когда ученики строем следовали мимо Радько, направляясь в классы, Майдан вдруг вскинул ладонь к бескозырке и отдал честь. Он вложил в это столько признательности, что военрук сразу обратил на Диму внимание.

– Ученик Майдан! Выйти из строя! – скомандовал Радько.

Димка подошел к нему с уставным докладом точно так, как учили на школьном дворе.

– Почитайте, Митя, еще раз строевой устав, – посоветовал ему военрук. – И тогда наверняка запомните, что в строю честь не отдают.

Димка думал, что этого разговора никто не слышал, но, оказалось, ошибся. Помкомвзвода Бархатов был внимателен и глухотой не страдал.

– Ну как, «Митя»? Изучил строевой устав? – смеялся Лека и по привычке провел рукой, поправляя отсутствующую прическу.

– Это мне за фасонную стрижку, – догадался Майдан.

Вызов был принят, но дуэль не состоялась. Дело в том, что в комнате больше не оставалось пыли. Жанна отложила тряпку и вмешалась в беседу гостей.

– Не надоели еще солдафонские воспоминания? – спросила она у Бархатова. – Где стихи? Обещал – давай сюда!

Но пропаганда произведений нового поэта оказалась не таким уж простым делом. Лека Бархатов попробовал спеть песню, но у него не было слуха, а остальные ребята забыли слова.

– Звездочки с небес явно не хватаете! – ехидничала Жанна.

– Сюда бы Аркашку Гасилова, – пожалел Антон. – У него хорошо получается. Даже военруку понравилось.

– Есть у нас во взводе такой «гогочка», – снисходительно объяснил Бархатов. – Доверху набит морскими стихами.

– Почему же тогда он не здесь? – спросила Жанна.

– Лека пробовал уговорить, – улыбнулся Раймонд. – Ничего не получилось. Гасилов утверждает, что эти стихи не для девчонок.

– Вот как? – сверкнула глазами Жанна. – Очень жаль, что не уговорил. Никогда бы не поверила, что у младших командиров вашего класса такой куриный авторитет.

Димкин тренер в секции бокса назвал бы такую реплику ударом ниже пояса. Лека Бархатов с этой минуты стал думать только о том, под каким предлогом откланяться. Но Раймонд Тырва и не подумал принимать реплику на свой счет. Наоборот, он так улыбнулся, что Жанна вздрогнула.

Чтобы разрядить атмосферу, Антон вспомнил, как однажды Гасилов притащил в класс газету, где писали о спецшколе, и читал ее с выражением, как морские стихи:

– «Было весело и оживленно. Но уже чувствовалась некоторая, если можно так выразиться, выправка…»

– А теперь покажи свою выправку, – сказал тогда Аркашке Лека Бархатов и скомандовал: – Смирно! Напра-во!

Гасилов закачался, как на шарнирах, немного подумал и, смешно щелкнув каблуками, повернулся в обратную сторону.

– Эх ты, сено-солома! – сказал Бархатов и дал ему домашнее задание отработать повороты на месте…

– Издевательство и самодурство, – объявила Жанна, посмотрев на пунцового Леку. Она уже завелась и не могла остановиться. – Теперь ясно, почему к тебе так относятся подчиненные.

Тырва опять улыбнулся. Жанна была готова растерзать его за такую улыбку.

– Чего пристала к человеку? – вступился Антон. – Все было правильно. Зато сейчас Гасилов сдал зачет по строевой подготовке и допущен в парадный расчет.

– Аркашка обещал познакомить меня со своим знакомым поэтом, – вставил слово Майдан.

– Обязательно познакомься, – одобрила Жанна. – Хорошо бы выяснить, почему не всем доступны его морские стихи.

На обратном пути Бархатов старался оторваться от попутчиков. Ему хотелось вернуться и поговорить с Жанной без свидетелей. Но из этого ровно ничего не получилось.

– Нельзя отставать – побьют, – ласково посоветовал ему Раймонд. Тырва улыбался, но в тоне его Леке почудилось что-то такое… В общем, Бархатов передумал. Он ничего не терял. С Жанной можно было поговорить в любой другой день. А Димка понял Раймонда по-своему.

– Уже побили, – возразил Майдан. – Чего уж тут махать кулаками.

Набухшие тучи, без устали сеявшие над городом мелкую, по-осеннему нудную морось, вдруг потемнели еще больше и разрешились отборной крупчаткой. После конца уроков снег уже падал обильно, остервенело, подхваченный норд-вестом, хлестал по щекам Димки Майдана, набивался в щель между воротом шинели и фланелевым слюнявчиком, который отчего-то именовался галстуком.