– Что такое? – вскричал Порфирий Петрович, выходя из мгновенного оцепенения.

– Я… убивец… – повторил Николай, помолчав капельку.

– Как… ты… Как… Кого ты убил?

Порфирий Петрович, видимо, потерялся.

Николай опять помолчал капельку.

– Алену Ивановну и сестрицу ихнюю, Лизавету Ивановну, я… убил… топором. Омрачение нашло… – прибавил он вдруг и опять замолчал. Он всё стоял на коленях.

Порфирий Петрович несколько мгновений стоял, как бы вдумываясь, но вдруг опять вспорхнулся и замахал руками на непрошеных свидетелей. Те мигом скрылись, и дверь притворилась. Затем он поглядел на стоявшего в углу Раскольникова, дико смотревшего на Николая, и направился было к нему, но вдруг остановился, посмотрел на него, перевел тотчас же свой взгляд на Николая, потом опять на Раскольникова, потом опять на Николая и вдруг, как бы увлеченный, опять набросился на Николая.

– Ты мне что с своим омрачением-то вперед забегаешь? – крикнул он на него почти со злобой. – Я тебя еще не спрашивал: находило или нет на тебя омрачение… говори: ты убил?

– Я убивец… показание сдаю… – произнес Николай.

– Э-эх! Чем ты убил?

– Топором. Припас.

– Эх, спешит! Один?

Николай не понял вопроса.

– Один убил?

– Один. А Митька неповинен и всему тому непричастен.

– Да не спеши с Митькой-то! Э-эх!..

– Как же ты, ну, как же ты с лестницы-то тогда сбежал? Ведь дворники вас обоих встретили?

– Это я для отводу… тогда… бежал с Митькой, – как бы заторопясь и заранее приготовившись, ответил Николай.

– Ну, так и есть! – злобно вскрикнул Порфирий, – не свои слова говорит! – пробормотал он как бы про себя и вдруг опять увидал Раскольникова.

Он, видимо, до того увлекся с Николаем, что на одно мгновение даже забыл о Раскольникове. Теперь он вдруг опомнился, даже смутился…

– Родион Романович, батюшка! Извините-с, – кинулся он к нему, – этак нельзя-с; пожалуйте-с… вам тут нечего… я и сам… видите, какие сюрпризы!.. пожалуйте-с!..

И, взяв его за руку, он показал ему на дверь.

– Вы, кажется, этого не ожидали? – проговорил Раскольников, конечно ничего еще не понимавший ясно, но уже успевший сильно ободриться.

– Да и вы, батюшка, не ожидали. Ишь ручка-то как дрожит! хе-хе!

– Да и вы дрожите, Порфирий Петрович.

– И я дрожу-с; не ожидал-с!..

Они уже стояли в дверях. Порфирий нетерпеливо ждал, чтобы прошел Раскольников.

– А сюрпризик-то так и не покажете? – проговорил вдруг Раскольников.

– Говорит, а у самого еще зубки во рту один о другой колотятся, хе-хе! Иронический вы человек! Ну-с, до свидания-с.

– По-моему, так прощайте!

– Как бог приведет-с, как бог приведет-с! – пробормотал Порфирий с искривившеюся как-то улыбкой.

Проходя канцелярию, Раскольников заметил, что многие на него пристально посмотрели. В прихожей, в толпе, он успел разглядеть обоих дворников из того дома, которых он подзывал тогда ночью к квартальному. Они стояли и чего-то ждали. Но только что он вышел на лестницу, вдруг услышал за собой опять голос Порфирия Петровича. Обернувшись, он увидел, что тот догонял его, весь запыхавшись.

– Одно словцо-с, Родион Романович; там насчет всего этого прочего как бог приведет, а все-таки по форме кой о чем придется спросить-с… так мы еще увидимся, так-с.

И Порфирий остановился перед ним с улыбкой.

– Так-с, – прибавил он еще раз.

Можно было предположить, что ему еще что-то хотелось сказать, но как-то не выговаривалось.

– А вы меня, Порфирий Петрович, извините насчет давешнего… я погорячился, – начал было совершенно уже ободрившийся, до неотразимого желания пофорсить, Раскольников.

– Ничего-с, ничего-с… – почти радостно подхватил Порфирий. – Я и сам-то-с… Ядовитый характер у меня, каюсь, каюсь! Да вот мы увидимся-с. Если бог приведет, так и очень и очень увидимся-с!..

– И окончательно познаем друг друга? – подхватил Раскольников.

– И окончательно познаем друг друга, – поддакнул Порфирий Петрович и, прищурившись, весьма серьезно посмотрел на него. – Теперь на именины-с?

– На похороны-с.

– Да бишь, на похороны! Здоровье-то свое берегите, здоровье-то-с…

– А уж и не знаю, чего вам пожелать с своей стороны! – подхватил Раскольников, уже начинавший спускаться с лестницы, но вдруг опять оборачиваясь к Порфирию, – пожелал бы больших успехов, да ведь видите, какая ваша должность комическая!

– Почему же комическая-с? – тотчас навострил уши Порфирий Петрович, тоже повернувшийся было уйти.

– Да как же, вот этого бедного Миколку вы ведь как, должно быть, терзали и мучили, психологически-то, на свой манер, покамест он не сознался; день и ночь, должно быть, доказывали ему: «ты убийца, ты убийца…», – ну, а теперь, как он уж сознался, вы его опять по косточкам разминать начнете: «Врешь, дескать, не ты убийца! Не мог ты им быть! Не свои ты слова говоришь!» Ну, так как же после этого должность не комическая?