Моя подруга отвезла детей в больницу навестить отца. Сама не входила в палату. Джейн вышла замуж, у нее была новая жизнь. Первого мужа она не видела двадцать лет и не хотела своим присутствием расстраивать его, не хотела расстраиваться сама, не хотела проявлять слабость на глазах у детей.

Джейн сидела у дверей палаты и думала, что ей нужно сделать. По дороге домой она сказала детям, что оплатит все расходы на лечение. Потом помогла перевести отца в хоспис. Каждый день ездила с детьми к больному, чтобы поддержать, но никогда не переступала порога палаты. Ей там было не место.

В последние дни умирающий отец и дети снова стали семьей. Забылись обиды. Когда они говорили о прошлом, то отыскивали хорошие воспоминания. Дети говорили отцу, что любят его, и обнаружили, что так и есть на самом деле.

Джейн с детьми спланировали похороны, выбрали гроб, цветы. Они решили не устраивать поминок: не хотели оскорбить отца тем, что пройдут часы, но приглашенные не явятся или явятся, но будут выспрашивать обо всех потерянных годах.

Семья хотела, чтобы отец умер так, как у него не получалось жить — с достоинством. В июне мужчина скончался, и все они обрели но-вый покой. Они были свободны, как и усопший. Его не будет больше мучить ни рак, ни алкоголизм.

Одна из дочерей прочитала собственное стихотворение. Другие вспомнили счастливые моменты. Моя подруга поблагодарила всех, кто пришел. Она заплатила по больничным счетам, за уход в хосписе, за похороны, за цветы — за все.

Когда я спросила, почему она столько сделала, чтобы помочь мужчине, который причинил ей столько боли, Джейн ответила просто: «Он был их отцом».

Как человек может прийти к такому всепрощению по любви?

Для некоторых это просто милосердие, для других — тяжкий труд.

Если вы не чувствуете в себе такого милосердия, в «Большой книге» общества анонимных алкоголиков подробно рассказывается, как можно простить все обиды. Этот способ помогает всем, кто желает воплотить его в жизнь. В книге говорится, что, если в твоей жизни есть глубокая обида, она может привести только к несчастью и пустоте. Согласно книге, обиды заслоняют нам свет Духа.

В главе «Освобождение от рабства» один человек пишет о прочитанной когда-то статье священника.

«Если у тебя есть обида, от которой ты хочешь освободиться, молись за того или то, что тебя возмущает. и ты освободишься. Если в молитве ты попросишь для своих обидчиков всего, чего хочешь себе, ты освободишься. Проси для них здоровья, процветания, счастья — и ты освободишься. Даже если на самом деле ты не хочешь им добра и твои молитвы только слова, а в действительности ты этого не желаешь обидчикам, все равно проси. Молись так каждый день две недели, и ты обнаружишь, что постепенно начинаешь и в самом деле желать добра тем, кто причинил тебе боль. Ты поймешь, что там, где раньше были горечь, и обида, и ненависть, теперь живут сострадание, понимание и любовь».

Я попробовала так сделать. Результат поразительный.

Иногда, когда у меня много чего накипит, приходится взывать к желанию молиться за этого человека. И оно всегда появляется.

Хочешь освободиться от злости, ненависти, обиды? Освободи сначала других. Освободив своего бывшего мужа, Джейн и сама освободилась от первой части своей жизни, как освободились и ее дети навсегда.

Ты слишком стараешься. Не будь слишком строга к себе».

Я все время слышала эти слова от родных, друзей, сотрудников и даже незнакомцев, с которыми успела поговорить дольше пяти минут.

Что они имели в виду? Я совершенно не понимала, что они хотят сказать, но потом жизнь меня измотала, и я наконец сдалась. После десятилетий борьбы я все-таки подняла белый флаг и примирилась со своим несовершенством. Я родилась с представлением, что во всем должна быть безупречна, ведь в глубине души я ощущала себя огромным ничтожеством во всем. Всю жизнь мозг посылает мне ложные сигналы тревоги. Он постоянно повторяет мне, что если я не достигаю идеала, то это провал. Мой мозг — дальтоник. Он видит только черное или белое, да или нет, все или ничего. Серое вещество у меня между ушами не замечает, что мир раскрашен во все оттенки серого, и не понимает, что жизнь — не экзамен, который можно либо сдать, либо завалить.

Однажды я поняла, что даже более нервная, чем далматин посреди ревущего пожара. Я несколько недель проработала над объемной статьей. Ее опубликовали в воскресной газете. Я взяла десятки интервью, много раз переписала этот материал, чтобы все было идеально. А потом зазвонил телефон. Один из героев поблагодарил меня за статью, но заметил, что я неправильно написала его фамилию. Что?! Я же проверила и перепроверила каждый факт, каждое словечко. Но одну фамилию я каким-то образом упустила.

Я спрятала лицо в ладони и зарыдала прямо за рабочим столом. В моем материале было больше трех тысяч слов. Я ошиблась в одном-единственном словечке, и только за это сама себе влепила двойку. Когда одна сотрудница из отдела новостей увидела слезы, она помчалась ко мне. «Что с тобой? Что случилось?» — спросила она, думая, что кто-то умер. «Я… неправильно… написала… фамилию», — задыхаясь, выдавила я. Коллега потрясенно посмотрела на меня. «И всего-то?» — не поверила она. Покачала головой и ушла. Выражение ее лица обрубило мои рыдания. «Не надрывайся», — услышала я. Только теперь мне никто этого не говорил. Слова шли из моей собственной души.

Я была к себе слишком строга. Потому-то и стала маньяком-многозадачником. Я никому не могла доверить дело, каким бы незначительным оно ни было. Все задания нужно было выполнить правильно, и только я знала, как лучше всего поступить.

Я составляла бесконечные списки дел, но забывала о собственных основных потребностях, ведь мир не мог вертеться без меня. Вот какая я была необходимая.

Домашние цветочки служили отличным индикатором, показывающим, что мои жизнь и самомнение вышли из-под контроля. Эти растения были как канарейки в клетках, которых шахтеры брали с собой под землю, чтобы определять, когда воздух становится ядовитым. Если птичка сдохла, надо выбираться. Когда мои растения оказывались при смерти, это служило предупреждением, что неплохо бы и воздуха глотнуть, посмотреть на свою жизнь, притормозить в этой бешеной гонке за совершенством. Если растения выглядели так, будто их сто лет не поливали, значит, я и с дочкой, наверное, должна была проводить больше времени. Слава Богу, у меня никогда не было домашних животных.