Журнальная версия повести Джанни Родари "Маленькие бродяги". Печаталась в журнале "пионер" в 1954 году.
Рисунки А. Кокорина.
Два с половиной миллиона коммунистов и комсомольцев, а также восемьсот тысяч их союзников — социалистов — представляют большую силу в Италии. Только во время последних выборов в Тоскане и Эмилии коммунисты получили более шестидесяти процентов голосов,
Вот как будто и всё, что я хотел сказать вам, дорогие советские ребята, в дополнение к повести Д. Родари. Мне хочется только добавить ещё одну деталь… Быть может, читая о том, что маленькие нищие собирают по нескольку сот лир, вы подумаете, что это крупная сумма… А знаете вы, что можно купить в Италии на сто лир? Четыре номера газеты или же пять коробок спичек… А чтобы кое-как прожить, совсем небольшой семье нужно ежемесячно не менее пятидесяти — шестидесяти тысяч лир. Подумайте сами, за какую ничтожную сумму были обречены на страдания герои повести…
Сейчас они пройдут перед вами — калека Доменико, находчивая Анна, Франческо, о мужестве которого с такой гордостью говорит Джанни Родари… Посочувствуйте этим ребятам и полюбите их!
Джованни Джерманетто.
Джанни Родари
МАЛЕНЬКИЕ БРОДЯГИ
Рисунки А. Кокорина.
СЕРОЕ ОДЕЯЛО
Двое ребят, Франческо и Доменико, жили с матерью в бедной деревушке, затерявшейся среди гор Кассино. Франческо было десять лет, а Доменико шесть.
Их отец пять лет назад ушёл воевать и, хотя война уже кончилась, ещё не вернулся домой.
Бенедетта, их мать, зарабатывала две — три лиры в день, помогая каменщикам. А Франческо и Доменико занимались тем, что ходили в лес за хворостом и собирали на продажу металлический лом: старые патронные гильзы, осколки снарядов… Война побывала и здесь, в этом горном краю.
Как-то в лесу в куче сухих листьев Доменико нашёл не разорвавшуюся мину, похожую на коробку. Доменико попытался отвинтить крышку, но тут мина неожиданно взорвалась.
Доменико вышел из больницы с рукавом, засунутым в карман. Деревенские ребятишки стали называть его «одноруким», «одноручкой».
Эти прозвища выводили Доменико из себя, он швырял своей левой рукой в ребят камнями. Франческо вставал на защиту брата, ввязываясь в драку с подростками, которые были куда сильней и старше его самого. Из таких схваток он обычно выходил весь в синяках и кровоподтёках. Но явно превосходящая сила «противника» не пугала Франческо.
Наконец вернулся с войны их отец Джованни. Он приехал на телеге тряпичника, в ногах у него стоял чемодан. В нём лежали грязное бельё, кулёк с яблоками и серое солдатское одеяло всё в дырах. Оно было очень похоже на то одеяло, которое лежало у них дома на тюфяке. Только домашнее было немного побольше.
* * *
— Вот моя доля, — говорил не раз Джованни. — Вот всё, что я навоевал. Я прошёл две войны и с каждой привёз по одеялу. Правда, на этот раз я вернулся не только с одеялом, но ещё и с кашлем.
Зимы были холодные, и отец кашлял всё время. За два года мать родила ещё двух мальчиков: сначала Пеппе, потом Ринуччиа.
Отец всё ещё никак не мог найти работы, а крохотного клочка земли не хватало, чтобы прокормиться. Семья перебивалась кое-как. Отец ходил за хворостом вместе с Франческо и Доменико. Иногда в лесу его душил кашель, и он в изнеможении опускался на пень. Доменико молча прижимался к отцу; чёрные волосы его падали на глаза. Франческо, не знавший, что ему делать, крутил ремни вещевого мешка, который подарил ему отец.
Доменико был очень привязан к отцу. Казалось, он надеялся, что отец поможет ему вернуть руку… Кто знает?
Отец часто говорил:
— На свете есть доктора, которым заменить руку — сущий пустяк. Эти доктора делают руки так ловко, — ну, прямо не отличишь от настоящей… Привяжут тебе такую руку, и ты будешь орудовать ею, как своей: сможешь есть, одеваться, работать… Вот будут у нас деньги, я возьму тебя в город и куплю там хорошую руку. Увидишь, ты будешь играть на гитаре не хуже Микеле-тряпичника. Мы вместе пойдём к доктору: тебе он приладит руку, а меня вылечит от кашля. Доктора — учёные люди… Только вот нужны деньги… Правда? Собака, и та не вильнёт хвостом бесплатно!..
Тем временем отцу становилось всё хуже. Скоро он уже больше не выходил из дому, а всё лежал на соломенном тюфяке под двумя своими солдатскими одеялами, привезёнными с двух войн. Но и два одеяла не могли согреть больного.
Бенедетта чиркала спичками, которые давал ей сосед, и разводила огонь в очаге. Ринуччиа и Пеппе взбирались на два стула — единственное достояние семьи, старшие рассаживались, как могли: кто на кирпичах очага, кто прямо на полу. Маленькое пламя, мерцая, скрадывало убогость комнаты. Но отцу всё равно не удавалось согреться.
— Какой чудесный огонь! — говорил он. — Посмотрите на одеяло: оно теперь красноватое, не правда ли?.. Если бы я был богатым, знаете, что бы я делал? Я соткал бы большое-пребольшое одеяло и покрыл бы им всех, кому холодно.
— Какое большое? — спрашивал Доменико. — Во всю долину?
— Больше, — отвечал отец. — Больше, чем Рим. Больше, чем вся Земля…
— А какого оно будет цвета? — задавал вопрос Франческо.
— Серое. Я бы сделал его вот таким же серым. И протянул бы его от колокольни над крышами всех домов, чтобы никому на земле не было холодно.