– Эта страна действительно может добить человека, - проговорил Жан-Пьер. Он смотрел не на нее, а на бурно несущуюся под ними реку. Сейчас, в послеродовой период, ты особенно подвержена депрессии. Пройдет несколько недель, и вот увидишь...

– Не говори со мной, как с ребенком!
– выпалила Джейн. Она не собиралась слушать подобную ерунду.
– Оставь эту манеру для своих пациентов.

– Ну, да ладно.
– Жан-Пьер убрал руку с ее плеча.
– До поездки сюда мы приняли решение пробыть здесь два года. Мы согласились с тем, что от кратковременных поездок мало пользы. Это связано со слишком большими затратами на обучение, проезд и обустройство на месте. Мы намеревались принести реальную пользу, поэтому приняли на себя обязательство остаться здесь на двухлетний срок.

– Но потом у нас появился ребенок.

– Это уже была твоя инициатива!

– Во всяком случае сейчас я передумала.

– Ты не вправе отказываться от первоначального решения.

– А ты не вправе распоряжаться мною как своей собственностью, - сердито проговорила Джейн.

– Это исключено. И давай закончим этот разговор.

– Разговор наш только начинается, - возразила Джейн. Его отношение привело ее в бешенство. Разговор перешел в дискуссию о ее собственных правах как личности. Джейн как-то не хотелось пускать в ход такой серьезный аргумент, как его вовлеченность в шпионаж. Во всяком случае, пока. Джейн хотелось, чтобы он сам без ее подталкивания признал, что она свободна принимать собственные решения.
– Ты не имеешь права игнорировать меня и мои желания, проговорила она.
– Я намерена уехать отсюда в это лето.

– Это невозможно.

Джейн решила все-таки его уговорить.

– Мы прожили здесь целый год. Сделали уже много полезного. А еще мы принесли определенные жертвы - большие, чем предполагали. Разве этого недостаточно?

– Мы согласились на два года, - упорствовал Жан-Пьер.

– Это было давно, еще до того, как на свет появилась Шанталь.

– Значит, ты с ней уедешь, а я останусь.

Джейн задумалась. Отправиться с колонной вместе с грудным ребенком это было бы тяжким и опасным делом. А без мужа это обернулось бы настоящим кошмаром. Но в жизни нет ничего невозможного. Это означало бы, что придется оставить Жан-Пьера одного, позволив ему продолжить его предательство, выдавать колонны, что раз в две-три недели обернется гибелью чьих-то мужей и сыновей из этой долины. Но была еще одна причина, по которой Джейн не могла оставить его здесь одного, это разрушило бы их брак.

– Нет, - сказала Джейн.
– Я не могу уехать отсюда одна. Тебе придется уехать вместе со мной.

– Я останусь, - сердито проговорил он.
– Останусь.

Теперь у Джейн не оставалось ничего другого, кроме как выложить все, что она о нем знала. Она сделала глубокий вдох и начала:

– Все же тебе придется это сделать.

– Ничего мне не придется, - перебил ее Жан-Пьер. Он поднял вверх указательный палец, и она заметила в его глазах выражение, вселившее в нее страх.
– Ты не сможешь меня заставить, даже не пытайся.

– Но я могу.

– А я тебе не советую, - проговорил Жан-Пьер ледяным тоном.

Внезапно он показался ей совершенно чужим человеком. Джейн осеклась, погрузившись в раздумья. Она увидела, как из селения к их скале стал приближаться голубь. Видимо, у него было гнездо прямо где-то у Джейн под ногами. "Я совсем не знаю этого человека!
– подумала Джейн в смятении. После целого года совместной жизни я все еще не имею понятия, кто он такой на самом деле!".

– Скажи, ты любишь меня?
– спросила Джейн.

– Если и люблю, это вовсе не означает, что я должен исполнять любое твое желание.

– Стало быть, да?

Жан-Пьер посмотрел на нее в упор. Джейн бестрепетно выдержала этот напряженный взгляд. Постепенно жесткий маниакальный свет испарился из его глаз, а черты лица смягчились. Наконец, Жан-Пьер улыбнулся.

– Да, - ответил он.

Джейн прильнула к нему, и он снова обнял ее.

– Да, я люблю тебя, - негромко произнес он и поцеловал ее в макушку.

Джейн прижалась щекой к его груди. Голубь, за которым они наблюдали, снова взлетел со скалы. Это был белый голубь, такой же, как в ее выдуманном сне Он неторопливо полетел прочь в направлении дальнего от них берега реки. "О Господи, что же мне теперь делать?" - подумала Джейн.

* * *

Сын Мохаммеда Муса - теперь у него появилась кличка Леворукий - первым заметил приближение возвращающейся колонны. Он опрометью бросила к пещерам, крича во все горло:

– Они вернулись! Они вернулись.

Никто и не спрашивал его, кто такие "они".

Время уже приближалось к обеду, а Джейн с Жан-Пьером вели прием больных. Джейн взглянула на Жан-Пьера. По его лицу скользнуло едва заметное недоумение. Он не понимал, почему русские не воспользовались его данными, чтобы устроить засаду на пути следования колонны? Джейн отвернулась, чтобы он не заметил переполнявшего ее чувства ликования. Ведь она спасла жизнь людям. Сегодня вечером Юсеф будет петь, Шер-Кадор - пересчитывать своих коз, а Али-Ганим поцелует всех своих четырнадцать детей. Юсеф был одни из сыновей Рабии: сохранив ему жизнь, Джейн отплатила Рабии за то, что она помогла Шанталь появиться на свет. Матери и дочери, которые могли бы надеть траур, сегодня будут радоваться.

Она спросила себя "Что чувствует сейчас Жан-Пьер. Злобу, поражение, разочарование?" Трудно было вообразить чье-то разочарование тем, что люди не погибли. Джейн украдкой бросила на него взгляд, но лицо Жан-Пьера было бесстрастным. "Хотела бы я знать, что у него на душе", - подумала Джейн.

Очередь из больных рассосалась за несколько минут: все бросились в селение встречать участников колонны.

– Ну что, пойдем вниз?
– спросила Джейн.

– Ты иди, - ответил Жан-Пьер - Как только разберусь здесь с делами, я тоже приду.