Егеря, косовцы, верные — кто не умер, тихо живут, перемешавшись с участниками бега на коленях и прыжков через кольца, забывают о прошлом и по мере сил помогают возрождать планету. О двух скажу отдельно. Пухлый мальчик, пришедший вторым в соревнованиях по бегу на коленях на празднике огня, сильно расстроился и в порядке мести обогнавшему его худому мужчине спрятал в раздевалке его брюки. Это, конечно, отравило радость победы, тем более что мужчина оказался строгих правил и счел неприличным идти через весь город в спортивных трусах. Дома же никого не было, так как жена и сын гуляли по праздничным улицам, но, к сожалению, бег не смотрели и не могли знать ни о триумфе, ни о беде, постигшей главу семьи. Так, озлобленный, и просидел победитель в раздевалке до рассвета, а потом уж, позвонив домой, попросил принести ему брюки. Насилу успокоили его домочадцы.

Окружной попечитель, выдавший отцу Иокла сапоги, и старик Ухлакан, смотритель соседнего участка, породнились — дети их поженились сразу же после появления фотографии старика в газетах. Вскоре они переехали в столицу, где мирно жили, пока не померли.

Отец Андриса по-прежнему живет на своей ферме. Он часто видится с соседом Филиппом и дочерью последнего Анной. Анна приучила его к поэзии до такой степени, что тот и сам стал пописывать стишки. Вот одно из его последних произведений (Анне понравилось):

Они часто гуляют вместе, и Бог знает, что из этого получится.

Филипп между тем от теоретической генной архитектуры перешел к коневодству и пытается вывести кентавра.

Марго, жена Кристиана, очень взволновалась, узнав о нападении на «Сикорского», и немедленно потребовала, чтобы муж ушел из космофлота, что тот с удовольствием и сделал. Сейчас Кристиан ничем не занят, болтается, изображая художника, продающего картины возле краковского Барбакана. Что с ним будет дальше — понятия не имею. Подруга Марго благополучно потеряла вкус к поэзии.

Изменился и ее муж. Он любит ее по-прежнему, но стихи из своего обихода исключил совершенно. «А ты прекрасна без извилин» — вот единственная поэтическая строчка, которую он запомнил и часто повторяет своей жене.

Эвлега так и не сможет преодолеть в себе вялость. Она тихо угаснет — не от болезни, нет. От отсутствия желания жить. Осгар, напротив, полон энергии. Книги его пользуются большим успехом.

Главная их тема — ужасы тирании Болта и противостояние сильных мужчин мерзостям ушедшей в прошлое эпохи. «Лишь тот достоин счастья и свободы, кто каждый день…» И так далее. Такой вот мужественный человек, Осгар Одульф.

Офицер, допрашивавший Эву, и женщина, кормившая Хари соленым паштетом, работают в управлении охраны порядка под началом четырехугольного инспектора. Начальство ими довольно.

Портье гостиницы «Земля» ушел на покой — сам попросился, чувствуя, что не справляется с оживлением гостиничной жизни, вызванным туристским бумом. Его место занял рассыльный в красной кепке, некогда сопровождавший Андриса. Молодая кровь вливается в сферу обслуживания.

Увы, ничего не известно о гостиничной кошке.

Инспектор управления службы порядка, оставшись на старом посту, получил тем не менее повышение по другому ведомству. Будучи раньше рядовым подпольной армии Цесариума, с отлетом последнего он стал руководителем всей оставшейся внутренней эмиграции. Подчиненных держал в узде, пас жезлом железным. В ожидании указаний исправно проводил встречи и тренировки боевиков, вербовал новых энтузиастов сильного Леха. Но от Болта не поступало никаких сигналов, эмиссары не приезжали, и инспектор стал проявлять все больше самостоятельности. Опираясь на крепкое и верное ядро (следователь Эвы, Сван, кое-кто из бывших косовцев), инспектор расширял сеть своих людей во всех сферах… Дальнейшая его деятельность, я думаю, сможет стать темой отдельного повествования. Догадываюсь, впрочем, что конец его связан с крупной ссорой с Маленьким Джоем, исполнявшим обязанности его телохранителя и не стерпевшим унижения: Джоя, которого жаловала сама Любимая Дочь, инспектор посмел назвать болваном за то, что. он не углядел, упустил Друза — помнишь юношу у выхода из пещеры? Джой пришил инспектора и поступил в распоряжение доктора Геле — очередного вождя движения.

Заслуженный вилосуй Кимон Стах вскоре спился и часто обходил таверны, пользуясь бесплатным угощением. О смещении Болта он узнал только по одному — важному, впрочем, для него — признаку: его стали гнать от питейных заведений. Как-то в темноте, глухой ночью, пытаясь найти путь домой, он свалился в яму, вырытую под фундамент строящегося тогда здания гостиницы «Земля», и сломал шею.

Квала Палех оставила игольный завод и стала писать стихи.

Их охотно печатают раскрепощенные журналы.

Цилеский и Кеворгян, космические завоеватели, упомянутые в ряду с Александром Филипповичем Македонским и Петром Алексеевичем Романовым, еще при жизни стали легендарными. Подробности их частной жизни, как это бывает с великими, столь одиозны, что приводить их здесь просто неловко. Скажу только, что при всей противоречивости скудного исторического материала, имеющегося в нашем распоряжении, мы вынуждены отклонить бытующую в ученых кругах версию, будто эти двое суть ипостаси одного исторического лица. Доводы сторонников этой версии сводятся, по размышлении, к двум: сходство военно-стратегических принципов, исповедуемых обоими, и близость литературных стилей, обнаруженная на основе изучения письменных памятников. Оба довода, однако, представляются неубедительными. Начнем с первого.