Жизнь на планете потекла по унылым законам недоумков. Сменялись поколения, сумасшедшие воспроизводили себе подобных, тщательно оберегая чистоту генетических линий. Всех, кто отличался от стандартов — неуемностью фантазии, парадоксальностью мнений и вкусов, вольнолюбием, — помещали в изоляцию, в лечебницу, в психушку.

Как должна быть понятна вам, Рервик, здоровому человеку, естественность игры и эксцентрики и болезненность мира предначертанных путей и мумифицированных правил…»

Андрис. Велько, здесь написано, что мне это понятно.

Велько. Раз написано — стало быть, понятно.

Андрис. Да, да, конечно. Но все же, как ты думаешь, что они имеют в виду?

Велько. Все очень просто. Если ты, скажем, сбиваешь чертиков с рукава или время от времени упираешь кулак в бок и говоришь: «Я чайник», — значит, ты нормальный, здоровый человек, полный фантазии и творческих исканий. А если утром пьешь кофе, съедаешь бутерброд с сыром и едешь в присутствие, там нажимаешь на клавиши компьютера или перекладываешь листы бумаги из большой кучки в маленькую и обратно, а потом возвращаешься домой, припадаешь к кормушке, делаешь сыну «козу», смотришь по тривизору восьмую серию «Охоты на стехиозавра» и ложишься спать, ты тяжело, неизлечимо болен.

Андрис. Вот оно что. Спасибо, Велько.

Велько. Не стоит благодарности.

Андрис. Теперь я понял.

Велько. Я всегда в тебя верил.

Андрис(протягивая Велько руку). Ты настоящий друг.

Велько(отвечая на рукопожатие). Да уж я такой.

Андрис. Так продолжим?

Велько. Вперед. Осталось совсем немного.

Андрис. Ты не вспомнил почерк?

Велько. Пока нет.

Андрис. Вспоминай. (Читает.) «Итак, инспектор видит, что Малдеб во власти сумасшедших, которые, естественно, считают себя нормальными, а нормальные, душевно здоровые люди — чудаки и фантазеры — сидят взаперти. Что делать?» (Андрис поднимает глаза на Велько.) В самом деле, что делать?

Велько(пожимает плечами). Может быть, там дальше написано? Давай посмотрим.

Андрис. Давай. Так ты еще не вспомнил?

Велько. Вот-вот вспомню.

Андрис(продолжает читать). «…Что делать? Это решать тебе, Рервик!» (Обращается к Велько.) Ты слышишь, Велько: мне решать.

Велько. Так решай, в чем же дело.

Андрис. Сейчас решу. Только письмо кончу. (Читает тихо-тихо, одновременно с ним бормочет текст бородач.)

Андриси Бородач. «Можно устроить переворот, власть захватят нормальные сумасшедшие, которые упрячут сумасшедших нормальных в дурдом. Но при этом…» Бородач задумывается, смотрит в небо. Андрис тоже прерывает чтение, отпивает глоток из бокала. Бородач снова ударяет по клавишам, и оба продолжают бормотать.

«…Но при этом, овладев властью, нормальные сумасшедшие вполне могут постепенно превратиться в сумасшедших нормальных, а брошенные за решетку сумасшедшие нормальные — в нормальных сумасшедших».

Андрис озабоченно смотрит на Велъко, бородач удовлетворенно чмокает губами.

«Можно устроить инспектору побег из больницы, побег с Малдеба, возвращение на всесильную родину, откуда в должное время придет спасение малдебян, и восторжествует розовая справедливость. Все, взявшись за руки, встречают восход. Занавес.

Можно и убить инспектора при попытке к бегству, чем обречь Малдеб на дальнейшее неопределенно долгое существование в привычных рамках…

Можно оставить инспектора в лечебнице навечно, и он обретет счастье…

Можно свести его с ума, то есть сделать нормальным малдебянином, покорным серым человечком, вполне пригодным для благополучного существования на этой планете…

Можно…

Можно…

Можно…»

Велько. Я вспомнил!

Андрис. Что?

Велько. Ну и баба!

Андрис(заинтересованно). Где?

Велько. Именно эти каракули я видел на рецепте приготовления фаршированной рыбы, который Том Баккит продиктовал два часа назад Марье Рервик, в девичестве Марье Лааксо.

Андрис. Ты хочешь сказать, что все это…

Велько. Да.

Андрис. И все то…

Велько. Да.