Глава 6

Лилия прогуливалась по местному Арбату. В тени деревьев художники на специальных сетках развесили свои творения. В основном, это были морские пейзажи и сельская живопись. Некоторые специализировались на достопримечательностях города, но были здесь и авангардисты, и специалисты по лубочному творчеству. Покупателей практически не было, и авторы, собравшись кружком, сетовали, что их город не Париж, туристов практически нет, а местные обыватели денег на высокохудожественные произведения тратить никак не хотят. Лилия не обнаружила ни одной картины, хотя бы отдалённо напоминавшей икону или любой другой библейский сюжет. Зато продавцы заметили девушку и наперебой предлагали тут же на месте нарисовать её портрет, хоть карандашом, хоть маслом. Лилия отнекивалась и соврала, что ей надо что-то на тему Нового или Ветхого заветов, и стала расспрашивать продавцов об особенностях смешивания красок.

Через час она уже знала, что сейчас подобные картины продать невозможно, иконы покупают исключительно в церквях, так как они там освящены, а вообще в городе есть только два человека, которые могут сотворить что-то подобное. Но один — Никитич, уже слишком стар, рисует мало, на Арбат не приходит, работает исключительно на дому под заказ. А второй — Емельян, как все гении, не равнодушен к зелёному змию, с которым борется постоянно, но животное семейства гадов его побеждает.

Пока она общалась с художниками, молодой парень, которого все обитатели называли Захарка — нарисовал портрет девушки и торжественно ей вручил.

— А у меня денег нет, — краснея, ответила Лилия, тем не менее, принимая рисунок.

— А я с тебя денег и не прошу, только поцелуй, — сказал парень, широко улыбаясь.

Лилия поджала губы и решительно замотала головой.

Захар раскатисто и весело рассмеялся

— Ладно, не хочешь целоваться, тогда за улыбку.

Девушка постояла немного, улыбнулась, отбежала в сторону и показала художнику язык.

Глава 7

Маргарита терпеливо ждала, пока закончится служба. Она надела платок, отчего стала похожа на приезжую из станицы вдову или разведёнку.

Отец Серафим ещё долго беседовал с прихожанами, проводил их до дверей, после чего подошёл к Маргарите.

— У вас для меня что-то есть? — пробасил он. — Давайте выйдем из церкви. Негоже в храме о делах непотребных разговаривать.

Они устроились на лавочке в тени разросшегося дерева.

— Отец Серафим, — начала Марго. — Скажите, а у вас враги есть? Ну, может, вы знаете кого-то, кто хотел бы причинить вам боль?

Священник задумался.

— Вот вы мне задачу поставили… Зла людям я причинить не могу, сан не позволяет, но ведь лукавый людей постоянно провоцирует, может, кто на меня и затаил злобу? Так то одному Господу Богу ведомо.

— А ваше окружение, ваши близкие, какие отношения у вас с ними?

— Интересно у нас получается, кто у кого на исповеди что-то мне невдомёк. Причём тут мои домочадцы? Один я, матушка, обитаю. Есть брат у меня младший, Кирилл, так он отдельно живёт, мирянин он, к церкви нашей отношения не имеет.

— А Кирилл ваш, он кто по профессии? — продолжала расспрашивать Маргарита.

— С зерном он работает, на элеваторе здешнем, хорошим делом занимается. Людям не только духовная пища надобна, но и телесная, вот он её и готовит. Человек он замкнутый, нелюдимый, семьи не завёл, зря конечно, ну да Бог ему судья. Общаемся мы с ним редко, в церковь он не ходит, хотя я точно знаю, в Бога верует.

— Скажите, икона Иоанна — самая ценная в церкви, или есть более старые и, скажем так, более дорогие иконы?

— Каждая икона по-своему бесценна. Церковь наша восстановлена в середине девяностых, раньше здесь склад был, потом прихожане приносить свои иконы стали, кто, что смог сохранить за годы лихолетья. Другие храмы помогли. Конечно, здесь есть и более старые иконы. Но народ как-то больше к Иоанну Кронштадтскому тянется, говорят, помолятся ему, и он помогает. Вы знаете, что такое намоленная икона?

— Увы, знаю, — ответила женщина, — очень хорошо знаю!