Простите меня великодушно, сударыня, но давайте я отвезу вас к доктору, – предложил незнакомец. – Я же вижу, что вы сильно ушибли руку. Вы теперь не сможете управлять вашим велосипедом. А вдруг у вас перелом?

Перелома у Анны не оказалось, но вывихнуть плечо и сильно ушибить локоть она все-таки умудрилась.

Ну, что ж ты размечталась, Нюточка. Бери ее смелее… – Арсений легонько притиснул ее локоть. – Ну, ты помнишь? Я же тебе рассказывал… Берешь бутылку, отводишь ее в сторону, так, чтобы веревка натянулась, и толкаешь ее туда, к борту. – Он показал рукой, куда надо толкать. – Это несложно… Ну… Но надо так, чтобы бутылка обязательно разбилась. Не то быть несчастью…

Действительно, всю дорогу от Самары до Нижнего Арсений ей рассказывал о предстоящей церемонии спуска на воду. В том числе, и про бутылку эту говорил… Правда, голова у нее в тот момент была занята другим: она впервые так надолго оставляла маленького Глебушку.

Прошу вас, Анна Андреевна. – Управляющий осторожно, как младенца, передал ей в руки бутылку шампанского. – Как только корабль двинется… – Предупредительно напомнил он.

Он подал знак, и сразу по доку загуляло эхо от звонкого стука кувалд, вышибающих клинья. И тут же грянул духовой оркестр. Корабль вдруг вздрогнул и замер, как бы остановленный множеством взглядов, прикованных к нему. Даже оркестр замолк, поддавшись всеобщему напряжению. Откуда-то снизу, из-под корабля вдруг возник противный металлический скрип, и он, как живое существо, как гигантское доисторическое земноводное, поеживаясь всем своим тысячетонным телом, потихоньку пополз к воде.

Давай! – нечеловеческим голосом заревел Арсений.

Давай! – в одну глотку выдохнули все, стоящие на помосте.

Давай! – в один голос подхватила толпа.

Анна отвела руку с бутылкой в сторону так, чтоб как можно сильнее натянулась веревка, привязанная к ее горлышку, и разжала пальцы. Бутылка стремительно понеслась к кораблю и с шипяще—хлюпающим звоном разбилась о белый борт, разлетевшись стеклянными брызгами.

Ура-а! – заревели сотни глоток, заглушая оркестр, заигравший какой-то бравурный марш.

Корабль полз все быстрее, и вот уже натянувшиеся веревки сдернули завесу, прикрывавшую название судна.

«Св. Анна», – прочитала выпуклую бронзовую надпись на белой скуле корабля Нюточка и поглядела на Арсения. Он хитро улыбался, довольный сделанным сюрпризом.

Корабль плюхнулся в воду, подняв огромный бурун, и вот уже, окончательно оторвавшись от земли, закачался на волнах.

Ну что ж, господа, милости просим. К столу! – пригласил всех управляющий верфью после того, как смолкла медь оркестра, и всеобщий восторг пошел на убыль.

Он уже было повернулся к спуску с помоста, как заметил в толпе рабочих человека с залитым кровью лицом. Он пытался платком зажать рану на лбу, но платок уже напитался кровью и помогал мало.

Александр Иванович, голубчик, разберитесь… – обратился управляющий к стоящему рядом помощнику. – И доктора… Доктора… Ничего, я думаю, не смертельно, – обратился он к остальным, после того как Александр Иванович сбежал вниз по ступеням. – Ну, что ж вы стоите, господа? Пойдемте, пойдемте. Анна Андреевна, пожалуйте вашу ручку.

Столы были накрыты прямо во дворе судоверфи под специально натянутыми навесами. Стол для руководства и гостей стоял рядом со столами для рабочих. На этом настоял Арсений Захарович.

Экий вы, Арсений Захарович, либерал, однако, – с хитрой улыбкой на устах попенял ему управляющий, после того, как тот произнес тост в честь сормовских рабочих. – Думаете, таким образом своим для рабочего класса стать? Бесполезно-с. Их господа марксисты уже распропагандировали в пух и прах. Вы для них теперь классовый враг. Именно так-с. И никак иначе.

Я, любезнейший Иван Матвеевич, этого самого Маркса изучил получше господ социалистов. – Арсений Захарович поставил бокал на стол и внимательно поглядел на управляющего. – Что-то у него правильно, но не ново. А то, что ново, то… Чуши много, конечно. Злобы звериной… И врет он в главном. Ведь мы промышленники; то есть хозяева, инженеры и рабочие – суть единый класс. Класс творцов. Ведь это нашей волей, энергией, умом и руками созидается все вокруг. И только душевнобольные люди могут хотеть нас поссорить. Ведь мы единый организм. Если он распадется, то остановится прогресс человеческой цивилизации. Начнется всеобщее одичание и деградация. Необходимо любым способом остановить этих господ социалистов.

Сие от нас с вами мало зависит, – скептически заметил управляющий. – Это – дело правительства.

Это-то и печально. Политику правительства в промышленном вопросе едва ли можно назвать разумной. А мы с вами – между двух огней. С одной стороны правительство со своими драконовскими мерами, а с другой – так называемые «друзья народа» со своей человеконенавистнической пропагандой. Конечно, я признаю, что рабочим необходимо объединяться для отстаивания своих интересов. Но совсем не на той платформе, которую предлагают господа революционеры. Право слово, порой, хоть бросай все свои дела и занимайся организацией профсоюза для своих рабочих…