Шрифт:
Вы уже уезжаете? Подождите, я вызову вам такси, – засуетился консьерж, когда Анна пролетала мимо него.
Она лишь махнула рукой, не в силах ничего ответить. Ее душили злые слезы. «Куда теперь? – уже стоя на улице, спросила она себя. – Конечно же, к родителям».
Подняв руку, она остановила первого же частника и, усевшись в машину, коротко бросила:
В Измайлово.
Анна открыла дверь своим ключом и сразу же оказалась в царстве таких знакомых и привычных с самого раннего детства вещей и запахов. Здесь не было дорогой мебели, не было джакузи и прочих новомодных прибамбасов, как в их с Вадей квартире, зато была приличная по старым московским меркам кухня, на которой частенько собирались гости и вели задушевные беседы.
Ма-ам, пап!.. – прокричала она вглубь квартиры.
Так и есть. Никого. Уже уехали на работу.
Выйдя их ванной, она натянула на себя старую-престарую, еще детскую ночнушку, разложила свой старый узкий, девический диван и, застелив его, юркнула с головой под одеяло. Пристроив на подушке своего любимого мишку с оторванным ухом, она принялась шептать ему о своей сегодняшней обиде, тихонечко всхлипывая и моча слезами подушку, и не заметила, как на край дивана присела Нюточка.
Нюточка, ты? – обрадовалась Анна. – Но как же так? Ты обещала меня защищать. А этот урод так со мной…
Любовь порой бывает злой и несправедливой, Аннушка. Я не могу защищать тебя от тебя же самой. Ведь ты сама выбрала этого человека…
И они, не спеша, повели долгую, тихую, неторопливую беседу.
Эпизод 2. Слава. Северный Кавказ. 2003
Слава бросил ручку на стол, с ожесточением потер лицо руками. Сегодня что-то не работалось. После вчерашней попойки голова гудела, а мысли, словно мыши, разбегались по укромным уголкам. Только вздумаешь ее за хвост ухватить, а она – уже вон где и юрк в темный подпол. Не вставая с места, он протянул руку и достал с сейфа графин с водой и граненый стакан. Налил стакан до краев и, запрокинув голову и двигая кадыком при каждом глотке, выпил. Снял галстук и, расстегнув верхние три пуговицы рубахи, освободил шею от сдавливавшего ее воротника, после чего налил еще один стакан воды и так же жадно выпил. «Да, вчера гульнули на славу», – подумал он.
Обмывали майорскую звездочку Ваньки Лыжина. Иван собирался организовать это мероприятие в кафе—стекляшке, но Слава отсоветовал ему:
На кой черт надо там светиться, чтобы весь город нас видел… Ты начальству будешь отдельную поляну накрывать? Вот их туда и веди. А я предлагаю у нас в общежитии… Давай у меня в комнате. Во-первых, кругом свои, а во-вторых, всем до дому близко.
Мне потом на другой конец города тащиться, я на съемной хате живу, – запротестовал капитан Портнов.
Ничего, мы тебе машину поймаем, доедешь, – урезонил его Слава.
А может быть, выедем за город, на речку? – предложил Лыжин. – Я знаю, где свежезаколотого поросеночка взять… Шашлыки-машлыки заделаем… Все-таки событие такое – первая большая звездочка. Хотелось как-то в торжественной обстановке отметить, а ты говоришь – общежитие… Получится обычная рядовая пьянка.
Вань, – приобнял друга Слава, – так ведь не место делает событие торжественным, а люди. Нет, ну ты представь. Ехать за город, значит надо организовывать транспорт. Это кому-то придется не пить. Давай уж лучше в общежитии…
Новоиспеченный майор расстарался. За продуктами заехали на рынок и затарились там по самое не могу: от зелени до балыков. Когда все это было помыто, порезано, разложено по тарелкам и расставлено на столе, то зрелище получилось впечатляющее. Венчали все это гастрономическое великолепие две пластиковых канистры кизлярского коньяку, заранее заготовленные для столь торжественного случая запасливым Иваном.
Чем не натюрморт? – гордо спросил Слава, довольный тем, что все так здорово получилось.
Коньяк в канистрах. Нехорошо, ребята. Я думал в кафе бутылки взять, перелить… – огорчился майор.
Не расстраивайся, – попытался утешить его Портнов, – уж чего-чего, а пустых бутылок у них хватает. – Он кивнул на Славу и его соседа-лейтенанта. – Сейчас для начала бутылок восемь-десять нальем, а там посмотрим, как пойдет.
Компания за столом собралась большая – человек пятнадцать-двадцать. И без того не очень просторная комната стала вдруг совсем тесной. Чтобы выйти из положения, Слава с соседом быстренько разобрали свои кровати, а постели, скатав в рулон, засунули в шкаф.
Сначала обмыли Ванькины звездочки, передавая друг другу котелок с коньяком, в котором их утопили. Потом долго говорили прочувствованные тосты; короткие, но емкие. Коньяк оказался выше всяких похвал, а уж про закуску и говорить нечего. Даром что обошлись без женщин.
Ближе к двенадцати монолитная поначалу компания стала распадаться на отдельные группы и группки по интересам. Кое-кто ушел уже домой, и за столом зияли пустотой освободившиеся места ушедших.
Слава со своего места с интересом наблюдал за этим раздроблением общей поначалу беседы на отдельные разговоры, разговорчики и обмены мнениями, одновременно прислушиваясь и к тем, и к другим, и к третьим.