«Эх, – думает, – была не была: пальну в воздух. Не давать же Топтыгину колхозников разорять. Если не ранить, он не тронет».

Приложился – как бахнет над самым ухом зверя!

Мишка от неожиданности как подскочит! У края полосы тут хвороста куча была, так мишка через неё птицей перемахнул.

Кубарем, через голову, опять на ноги – и в лес без оглядки.

Посмеялся охотник над мишкиной храбростью и домой пошёл.

А наутро думает: «Дай погляжу, много ли Топтыгин овса намял на полосе?» Пришёл на место и видит: с перепугу у мишки живот расстроился – так след и тянется в лес.

Вчера над озером у нас разыгралась метелица. Лёгкие белые хлопья носились в воздухе, опускались к воде, опять поднимались, кружились, сыпались с высоты. Небо было ясное. Солнце пекло. Жаркий воздух тихонько струился под его раскалёнными лучами; ветра и в помине не было. Но над озером бушевала метелица.

А утром сегодня всё озеро и его берега усыпаны хлопьями сухого мёртвого снега.

Странный это снег: он не тает под горячим солнцем, не сверкает искринками под его лучами; он тёплый и хрупкий.

Мы пошли посмотреть его и, когда подошли к берегу, увидели, что это не снег совсем, а тысячи, тысячи маленьких крылатых насекомых – подёнок.

Вчера они вылетели из озера. Целых три года они жили в тёмной глубине. Они были тогда безобразными маленькими личинками и копошились в иле на дне озера.

Питались они гнилой, вонючей тиной и никогда не видели солнца.

Так прошло три года – целая тысяча дней.

И вот вчера личинки вылезли на берег, скинули с себя отвратительные шкурки-личины, расправили лёгкие крылышки, распустили хвосты – три тонкие длинные ниточки – и поднялись в воздух.

Один только день дан подёнкам, чтобы радоваться и плясать в воздухе. Поэтому и зовут их ещё однодневками.

Весь день они плясали в солнечных лучах, носились и кружились в воздухе, как лёгкие хлопья снега. Самочки опускались на воду и роняли в воду крошечные свои яички.

Потом, когда зашло солнце и настала ночь, мёртвые тельца однодневок усеяли берег и воду.

Из яичек подёнок выйдут личинки. И опять пройдёт тысяча дней в мутной глубине озера, пока не взлетят над водой весёлые крылатые однодневки.

После дождей опять пошли грибы.

Самый лучший гриб – это белый, который вырос в бору.

Белые грибы – боровики – толстенькие, плотные крепыши. Шляпки у них тёмно-каштановые. И пахнет от них как-то особенно приятно.

По лесным дорогам среди низенькой травки, иногда прямо в колее, растут масленики. Они хороши, когда ещё молоды, похожи на клубочек. Хороши, но уж очень слизкие, и всегда к ним что-нибудь прилипнет: то лист сухой, то травинки.

В том же бору на лужайках – рыжики. Очень рыжие эти боровые рыжики, издалека увидишь. И много же их тут! Старые чуть не с блюдечко, шляпки продырявлены червями, пластинки позеленели. Лучше всего средние, чуть побольше пятака. Эти крепкие, шляпка у них посередине вогнута, а по краям – подвёрнута.

Много грибов и в еловом лесу. И белые грибы растут под ёлками, и рыжики, но тут они другие, чем в бору. У белых грибов шляпка светлая, желтоватая, ножка тоньше и выше. А рыжики раскрашены уже совсем по-другому, чем в бору, – не рыжая у них сверху шляпка, а синевато-зеленоватая и по ней кружки, как на пне.

Под берёзками, осинами – свои грибы. Так и называются – берёзовики и подосиновики. Но берёзовик вырастет и вдали от берёзки, а уж подосиновик крепко связан с осиной. Красивый гриб подосиновик, стройный, аккуратненький.

Н. Павлова

Поганок тоже после дождей развелось немало. У съедобных грибов главный – белый. У поганок – бледная поганка. Берегитесь её! В ней содержится самый сильный из всех грибных ядов. Съеденный кусочек бледной поганки – сильнее укуса змеи. Он смертелен. Редко кто выздоравливал, отравившись этим грибом.

По счастью, узнать бледную поганку нетрудно. От всех съедобных грибов она отличается тем, что ножка у неё будто вылезает из горлышка широкого горшочка. Говорят, бледную поганку можно спутать с шампиньоном (у обоих шляпки белые), но у шампиньона ножка как ножка – никто не подумает, что она вставлена в горшочек.

Больше всего бледная поганка походит на мухомор. Её даже называют иногда белым мухомором.

И если нарисовать её карандашом – не угадать, мухомор это или она. Так же, как у мухомора, на шляпке белые обрывочки, а на ножке – воротничок.