Этого было достаточно, чтобы убедиться в ее одобрительном отношении к браку; и Элизабет, радуясь, что эти словоизлияния слышала только она, вскоре ушла. Но не успела она побыть в своей комнате и пяти минут, как к ней вошла мать.

– Мое драгоценное дитя! – воскликнула она. – Я просто не могу думать ни о чем другом! Десять тысяч в год, а может, даже и больше! Вот так подарок судьбы! И специальное разрешение – ты должна и будешь венчаться по специальному разрешению, без объявления имен! А теперь скажи, моя дорогая, какое блюдо мистер Дарси любит больше всего, а я его на завтра закажу.

Это был тревожный признак того, каким может быть отношение ее матери к мистеру Дарси; и Элизабет поняла, что, несмотря на уверенность в его горячей любви и несмотря на согласие ее родителей, далеко не все в порядке. Но следующий день прошел намного лучше, чем она ожидала, потому что миссис Беннет испытывала к своему будущему зятю такое благоговение, что не смела обращаться к нему, кроме тех случаев, когда она могла чем-то ему помочь или выразить свое почтительное согласие с его мнением.

Элизабет с удовольствием заметила, что ее отец всячески пытается поближе познакомиться с ним, и мистер Беннет вскоре заверил ее, что его мнение о мистере Дарси улучшается с каждым часом.

– Я просто в восторге от своих трех зятьев, – отметил он. – Моим любимцем является, конечно же, Викхем; но думаю, что когда-то твой муж будет нравиться мне не меньше, чем муж Джейн.

Вскоре настроение Элизабет улучшилось настолько, что к ней вернулась присущая ей игривость, и она пожелала, чтобы мистер Дарси рассказал ей, как так случилось, что он в нее влюбился.

– И когда же вы на такое решились? – спросила она. – Когда есть начало, то дальше уже легче – это я понимаю, но что дало толчок?

– Я не могу точно вспомнить час, место, взгляд или слова, которые заложили основы. Слишком много времени прошло. Моя любовь продолжалась уже довольно долго, когда я понял, что она началась.

– В самом начале моя внешность не произвела на вас большое впечатление, что касается моих манер, то хотя мое обращение с вами всегда граничило с неучтивостью; и когда я разговаривала с вами, то часто пыталась съязвить. Скажите, если честно – вы полюбили меня за мое нахальство?

– Я полюбил вас за ваш живой ум.

– Можете с таким же успехом сразу же назвать это наглостью. Ну, может, немного меньше, чем наглостью. Дело в том, что вам очень надоели церемонность, рвение и навязчивое внимание. Вы чувствовали отвращение к женщинам, которые всегда только и делали, что мечтали о вашей приверженности и стремились к ней. Я пробудила и заинтересовала вас потому, что была не похожей на них. Если бы ваш характер действительно был неприятным, то вы возненавидели бы меня за это; но на все ваши попытки не выдать себя, ваши чувства всегда были благородными и справедливыми, и в глубине души вы откровенно презирали лиц, так надоедливо обхаживающих вас. Видите – я лишила вас необходимости объяснений, потому что если взять все во внимание, то, пожалуй, так оно и было. Не будем отрицать – действительно хороших черт вы просто не могли во мне заметить, но разве думаешь о них, когда любишь!

– А разве это не хорошая черта – ваша любовь к Джейн и забота о ней во время ее болезни в Недерфилде?

– Дорогая Джейн. Я так мало для нее сделала тогда! Но все равно – пусть в ваших глазах это будет большой добродетелью. Все мои хорошие черты – в вашем ведении, поэтому вы должны изо всех сил их преувеличивать. С моей же стороны остается обязанность нахождения поводов дразнить вас и ссориться с вами как можно чаще, и я начну сразу и спрошу вас: почему вы так долго медлили дойти до сути дела? Почему вы так стеснялись меня, когда приехали впервые, и тогда, когда обедали у нас? И почему вы выглядели так, будто я вам безразлична?

– Потому что вы сами выглядели серьезной и молчаливой и никак меня не поощрили.

– Но я чувствовала себя смущенно.

– И я тоже.

– А когда вы приехали на обед, то могли бы и больше со мной поговорить.

– Мог бы – если бы вы мне действительно были безразличны.

– Вот плохо, что вы даете разумный ответ, а у меня хватает ума с ним согласиться! Но интересно – как долго вы бы так продолжали меня любить, если бы я не поощряла вас? И заговорили бы вы вообще, если бы я вас сама не попросила? Мое твердое намерение поблагодарить вас за вашу доброту относительно Лидии дало, безусловно, хороший эффект. Даже слишком хороший, потому что станет с моралью, если наша выгода будет зависеть от нарушения обещания, потому что разве не должна я об этом молчать? Так не годится.

– Пусть это не смущает вас. Мораль – вне опасности. Именно ничем не оправданные попытки леди Кэтрин разлучить нас устранили все мои сомнения. Своим нынешним счастьем я не обязан вашему нетерпеливому желанию выразить свою благодарность. Я уже был не в настроении ждать каких-то шагов с вашей стороны. Рассказ моей тети дал мне надежду, и я сразу же решил все узнать.

– Леди Кэтрин сделала нам неоценимую услугу, чему она, видимо, должна радоваться, потому что ужасно любит их делать. Но скажите: зачем вы отправились в Недерфилд? Просто для того, чтобы побывать в Лонгберне и почувствовать неловкость? Или вы рассчитывали на какие-то серьезные последствия?