На это Мэри ответила с видом чрезвычайно серьезным:

– Я далека от того, дорогая моя сестра, чтобы недооценивать значение такого веселья. Оно характерно для большинства существ женского пола. Но должна признаться, что лично для меня оно не содержит в себе никакой привлекательности. Значительно дороже для меня книга.

Но Лидия не услышала ни слова из этого ответа. Редко когда она прислушивалась к кому-либо дольше полминуты, а на то, что говорит Мария, она вообще никогда не обращала ни малейшего внимания.

После обеда Лидии очень захотелось сходить с остальными девушками в Меритон, чтобы узнать, как там чувствуют себя их знакомые, но Элизабет твердо возразила против такого намерения. То, что младшие сестры Беннет и полдня не могли усидеть дома, чтобы не отправиться в Меритон и не пофлиртовать с офицерами, ни для кого не было тайной. Но была и другая причина ее нежелания. Элизабет очень боялась новой встречи с Викхемом и поэтому решила избегать ее как можно дольше. То, что полк вскоре должен был сменить дислокацию, действительно было для нее невероятным облегчением. Военные должны были покинуть Меритон за две недели, а раз они уедут, то Элизабет надеялась, что никакие хлопоты, связанные с Викхемом, ее больше не обременят.

Вскоре она узнала, что намерение поехать в Брайтон, о котором Лидия намекнула им на постоялом дворе, часто было предметом разговоров между ее родителями. Элизабет сразу увидела, что у отца не было ни малейшего намерения уступать, но ответы его были такими расплывчатыми и двусмысленными, что ее мать, несмотря на многочисленные разочарования, никогда не теряла надежду в конце концов взять над ним верх.

Элизабет больше не могла преодолевать свое неудержимое желание ознакомить Джейн с тем, что случилось во время ее визита. Наконец, решив не упоминать всех подробностей, которые касались ее сестры, и подготовив ее к удивительным новостям, на следующее утро она пересказала ей в общих чертах ту сцену, которая произошла между ней и мистером Дарси.

Невероятное удивление старшей мисс Беннет вскоре уменьшилось под влиянием сильной сестринской симпатии, в свете которой всякое выражение восторга поведением Элизабет выглядело совершенно естественным; а все удивление вскоре растворилось в других эмоциях. Она сожалела, что мистер Дарси выразил свои чувства таким неподходящим для них способом, но еще больше сетовала она по поводу печали, которую доставил ему – и в этом сомневаться не приходилось – отказ ее сестры.

– Он почти был уверен, что его предложение будет принято, и – ошибся, – сказала Джейн. – Ему не надо было демонстрировать эту уверенность; а теперь представь себе всю глубину его разочарования.

– Да, – ответила Элизабет, – я всем сердцем сочувствую ему, но ко мне он испытывает еще и другие чувства, которые, возможно, помогут ему избавиться от любви ко мне. Ты же не будешь упрекать меня за то, что я отказала ему?

– Упрекать тебя?! Господь с тобой!

– А ты упрекаешь меня, что я хорошо отзывалась о Викхеме?

– Нет, но я не знаю – ты что, ошиблась в нем?

– Скоро узнаешь, когда я расскажу тебе о том, что случилось на следующий день.

И Элизабет поведала ей о письме, перечислив все из него, где говорилось о Джордже Викхеме. Для бедной Джейн это стало жестоким ударом. Она, с ее доверчивостью и склонностью видеть в людях только хорошее, и подумать не могла, что в одном человеке могло содержаться столько греха, что его хватило бы на весь род человеческий. После такого впечатляющего открытия ее не смогло утешить даже то, что мистеру Дарси удалось восстановить свое доброе имя. Вполне искренне пыталась она доказать возможность какой-то ошибки, стремилась обелить одного, не задев при этом другого.

– Ничего у тебя не получится, – сказала Элизабет, – тебе ни за что не удастся сделать так, чтобы оба они оказались хорошими. Надо выбирать, и выбрать кого-то одного. У них обоих столько добродетели, что ее может хватить только на одного человека, и я считаю, что этим человеком является именно мистер Дарси, хотя в последнее время эта добродетель часто приписывалась то одному, то другому. А ты можешь поступать так, как тебе заблагорассудится.

Лишь через некоторое время на лице Джейн появилась измученная улыбка.

– Наверное, никогда не приходилось мне переживать такое потрясение, – сказала она. – Викхем – и такой плохой! В это почти невозможно поверить. Бедный мистер Дарси! Дорогая Лиззи, ты только представь себе, как он страдал. Какое разочарование! Да еще и зная о твоем плохом к нему отношении! А то, что он вынужден был рассказать о своей сестре, – просто ужас! Все это действительно причинило ему огромную боль. Думаю, что и тебе тоже.

– Нет! Мое сожаление и мое сочувствие исчезли, как только я увидела, насколько сильно эти оба чувства охватили тебя. Знаю – ты отдашь ему должное способом чрезвычайно щедрым, поэтому моя незаинтересованность и равнодушие растут ежесекундно. Щедрое проявление чувств с твоей стороны заставляет меня сдерживать собственные, поэтому чем дольше ты будешь жалеть мистера Дарси, тем равнодушнее будет становиться мое сердце. Оно станет легким, как пушинка.

– Бедняга Викхем! Его лицо просто светится добродетелью! А манеры такие открытые и благородные!

– В воспитании этих двух молодых людей была явно допущена ошибка. Одному досталась вся добродетель, а второму – все ее подобие.

– В отличие от тебя, я никогда не считала, что мистеру Дарси сильно не хватает именно подобия.

– И все же мне казалось, что я поступила очень предусмотрительно, что вот так, без особых на то причин, начала относиться к нему с решительной антипатией. Когда имеешь к кому-то такую антипатию, это дает такой толчок воображению, такую возможность позлословить! Можно все время кого-то порицать и не сказать при этом ничего интересного, но нельзя все время насмехаться над человеком, не сказав время от времени чего-то очень остроумного.