– Свояченица Проспера Шармы, – сказал Дилип.

Небрежным движением я протянула руку за удостоверением и одновременно ухитрилась сунуть охраннику пятьдесят рупий. Он нахмурился, но жестом разрешил нам пройти.

– Пятый этаж, – крикнул он нам вдогонку, когда мы уже входили в лифт.

Дилип нажал на кнопку, на которой стоял значок «НП».

– Будем надеяться, что охранник не заметил, – сказал он, когда двери лифта захлопнулись. – «НП» означает нижний подвал, где расположена мертвецкая.

Один оперативник из Стокгольма как-то рассказал мне о том, что ему особенно неприятно в судебной медицине.

«Запах, – сказал он прямо и признался, что, когда ему приходится участвовать во вскрытии, чтобы избежать дурноты, перед началом работы он обязательно делает три глубоких вдоха чистого свежего воздуха. – Но даже в этом случае часто становится настолько невмоготу, что приходится дышать ртом».

Мое отношение к судебно-медицинским лабораториям мало чем отличается от его. Перед тем как войти туда, я делаю глубокий вдох. А оказавшись внутри, дышу ртом. Но на меня действует не только запах. Поездив по миру, я повидала много различных моргов: американские морги из нержавеющей стали, доведенные до идеальной стерильности эталонных кухонь; датские морги, похожие на выставочные комнаты какой-нибудь мебельной фирмы; шведские – с занавесочками бледно-персикового цвета на окнах. Но в одном все они похожи друг на друга: там тела близких и любимых нами людей подвергаются последнему и самому страшному унижению. Кровь сливается в канализацию, телесные отверстия разрываются и насилуются при помощи металлических инструментов. Поэтому я предпочитаю, чтобы мое мертвое тело приняло море и никогда не отдавало бы его на растерзание людям.

Бомбейская лаборатория патологоанатомической экспертизы выглядела значительно потрепаннее всех других подобных лабораторий, которые мне приходилось видеть; ее выложенный плиткой пол потрескался и пожелтел за долгие годы от частого мытья хлоркой, от химикатов и крови. Но, по сути, она ничем не отличалась от других. На фаянсовой поверхности стола в центре помещения лежали искромсанные куски того, что когда-то было мышцами и тканями человека. На полу на том месте, куда попали выделения со стола, были видны ржавые пятна. Кто-то аккуратно распилил череп, чтобы добраться до мозга.

– А это для чего? – спросил нетвердым голосом Рэм, указывая на пластиковое ведро рядом со столом.

– Для внутренностей, – ответил Дилип. Он подошел к трупу и показал на его половой член. – Этот был переодет в женщину, но у него оставались мужские половые органы. У второй из жертв отсутствовали гениталии. Они были отрезаны.

– Но ведь ясно же, что если это – мужчина... – начал было Рэм.

Дилип взглянул на него.

– Не всегда так уж и ясно, в том случае, например, если имела место значительная степень распада тканей, если рыбы и другие морские животные повредили наружные мягкие ткани. В подобных случаях полезно помнить, что матка из всех внутренних органов разлагается в последнюю очередь.

Рэм потянулся в карман майки за сигаретами.

– Я подожду вас снаружи.

Дилип взял одну из свисавших со стола рук трупа и указал на насечку на коже.

– Следователя по особо важным делам прежде всего заинтересовали именно порезы на теле. То, что раны так отчетливы, свидетельствует о том, что преступник пользовался очень хорошим ножом.

В первый раз, когда это случилось в Керале, я подумала, что это всего лишь случайность. Вся эта кровь... Пришел врач. Потом отец. Кто-то из наших соседей сообщил ему о происшедшем.

– А каким ножом? – спросила я.

– Легче ответить на вопрос, каким ножом он не пользовался. Совершенно очевидно, что это не традиционный мачете и не выкидной нож, орудия наших местных индийских гангстеров. – Он улыбнулся открытой и теплой улыбкой. – Его нож скорее напоминает скальпель патанатома. И все раны на этих трупах – дело рук одного человека. Вы обратили внимание на крестообразный надрез в районе соска? Он совершенно идентичен надрезам на других телах.

Я вытащила «поляроид», который всегда при мне.

– Вы не возражаете?

Дилип сделал грациозный жест в сторону трупа, чем-то похожий на жест метрдотеля, приглашающего гостя к накрытому столу с угощениями.

– Но, пожалуйста, поторопитесь, – предупредил он. – Я хотел бы вам кое-что еще показать, и мы должны завершить свой осмотр до окончания пресс-конференции и ленча.

Я сделала несколько снимков порезов на руках хиджры крупным планом, после чего Дилип жестом пригласил меня пройти в другую комнату.

– Вы прочли официальное заключение?

Я утвердительно кивнула.

– Эти бумаги предположительно являются точным машинописным воспроизведением магнитофонной записи, сделанной следователем по особо важным делам в момент вскрытия.

– Что значит «предположительно»?

– Во время вскрытия меня не было на месте. Когда я потом прочел официальный отчет, то с удивлением обнаружил, что в него не внесены результаты тех тестов, которые я проводил. Как правило, после того как завершаю свои тесты, я теряю всякий интерес к делу. – Дилип помолчал немного. – Поймите меня правильно, мисс Бенгал. Это происходит не потому, что я работаю спустя рукава. Я просто не хочу, чтобы к тем людям, с частями тел которых я работаю, у меня возникало слишком личное и эмоциональное отношение. И, конечно же, я практически никогда не читаю официальных отчетов. Но в данном случае... Мой брат тоже хиджра... Как бы то ни было, пленка с аудиоверсией отчета – в магнитофоне. Я отмотал ее на самый важный кусок. Пожалуйста, послушайте.