Перед тем как ответить, я выдержала многозначительную паузу.

– Ну, к примеру, Проспер. – Внимательно проследила за тем, как немного расслабились руки Ашока, сжимавшие рулевое колесо. – Бэзил Чопра сказал, что «Буря» Проспера отчасти основана на Овидиевых «Метаморфозах». В литературе этого сорта я не очень хорошо разбираюсь. Тебе что-нибудь известно об Овидии?

Черная бровь Ашока изогнулась.

– «Метаморфозы» – большое произведение. Тебя интересует какая-то конкретная их часть?

Я пожала плечами:

– О самих метаморфозах. О превращениях.

– Оно все о превращениях. Хаотическая вселенная возвращается к гармонии и порядку: мужчины и женщины превращаются в деревья, камни, звезды. Но я кое-что припоминаю... там упоминается девушка по имени Кенида, не пожелавшая выйти замуж и изнасилованная Нептуном, богом морей. И в качестве воздаяния ее превратили в мужчину, Кенея, которому не страшны были раны, причиняемые оружием и любовью. Не этот ли персонаж ты имела в виду?

На горизонте темно-синюю полоску облака разбила на отдельные части вспышка молнии. Приближалась буря.

– Почему Просперу захотелось подчеркнуть именно этот аспект «Бури»? – спросила я.

Даже в устах Ашока это звучало слишком загадочно.

– К чему это ты, Аш?

– Овидий. Книга 15. Вполне подойдет как описание превращения Бомбея из группы островов в полуостров. – Когда он взглянул на меня, в его темных глазах блеснул хитроватый огонек. – А возможно, Проспер разделяет точку зрения У.Х. Одена, что Калибан символизирует чувственность, которой так неразумно пренебрег Просперо, когда предпочел ей искусство.

– А как ты думаешь?

– О, я лишен столь изощренного воображения и не так просвещен. Просто типичное для государственного служащего сочувствие любой попытке, какой бы безнадежной она ни была, навести порядок в этом мире.

Наш автомобиль взбирался на Малабарский холм, похожий на свадебный торт в готическом стиле. Здесь архитектурное наследство, оставшееся после англичан, делили между собой промышленники-парсы, торговцы алмазами из Гуджарата и строительные магнаты из штата Гоа, не говоря уже о кинораджах. Раджи всех сортов, как сказал художник на пляже. Клиенты Сами.

– Люди, населяющие эти особняки, когда-нибудь задумываются над тем, что половина населения города живет в трущобах?

Я произнесла вопрос без всякой задней мысли, совсем забыв о том, что Ашок тоже живет на Малабарском холме. Он воспринял мои слова как выпад в свой адрес.

– А люди, живущие в Западной Европе и в США, часто задумываются над тем, что половина населения земного шара влачит нищенское существование? Этот город – мир в миниатюре, правда, здесь нам приходится лицезреть воочию все язвы земного бытия, а не только читать о них в газетах. К несчастью для Бомбея, он сделался весьма привлекателен для неимущих, так как здесь они могут хоть как-то прожить и даже дать образование своим детям.

Я указала на босоного мальчишку – чистильщика обуви. Примерно того же возраста, в котором был Сами, когда мать отказалась от него.

– И ты называешь это жизнью?

– Я не Бог, Розалинда.

– Когда я была совсем маленькой, я и в самом деле думала, что ты Бог. Таким тебя описывал отец. Человек, покоривший Гиндукуш со связкой книг в сопровождении двух носильщиков. Человек, который заснял на кинопленку белых тигров. Человек, свободно говорящий на семнадцати языках, включая санскрит.

– Мне очень жаль, Розалинда, но ты ошибаешься. Всего на семи. И санскрит не разговорный язык.

– Совершенно верно.

Мы подъехали к дому Проспера, вышли из машины и подошли к швейцару.

– Розалинда Бенегал и Ашок Тагор к Просперу Шарме, – сказала я.

Швейцар нахмурился:

– Мистер Шарма в настоящее время находится на студии, мадам.

Я улыбнулась и сказала, что, вероятно, произошла какая-то ошибка.

Ашок молчал, пока мы не вернулись в машину.

– Теперь я вижу, что об обеде не может быть и речи. Но по какой-то другой причине, нежели та, о которой ты мне сказала.

– Да не придавай ты этому такого значения, Аш. Мы просто с Проспером друг друга не поняли, вот и все.