Алекс совладал со своим траусом, но все еще держался на безопасном расстоянии от чародея.

Хотя помочь это все равно не поможет, подумал он.

– А что? – подозрительно спросил Алекс.

– Ну, если ты принесешь ее в город, она попадет под воздействие башен. Знаешь, Темит, я позаимствовал вместе с заметками несколько твоих подопытных, – заметил он ученому. – Они просто обезумели, поломали зубки, грызя клетки, расцарапали себе ушки… и, конечно, у бедной Проплешины лопнули барабанные перепонки, когда я испытывал большую модель…

Темит, онемев, уставился на него, но Чернан заметил выражение его лица.

– В чем дело? Разве не таков настоящий ученый? Мучит мелких животных? – невинно спросил Чернан. – В сущности, я просто пытался идти по твоим стопам, старый друг…

На этот раз сам Темит, похоже, был на грани чрезвычайного происшествия: Алекс никогда не видел его настолько пораженным или настолько разгневанным.

– Я оставил Пылинку дома, – быстро вмешался он, бросая на врача сердитый взгляд, – но спасибо за предупреждение.

Он придержал трауса, пропуская повозку, и пристроился к деридальскому кортежу за повозкой короля. Темит и Чернан продолжали тихо переругиваться. Алекс заметил, что Валенс внимательно смотрит на них.

Мысли Алекса неслись вскачь. Почему он не подумал об этом раньше? Но, с другой стороны, он настолько привык считать Пылинку иной, особенной, совершенно не похожей на грубых паразитов, которые составляют большинство крыс в мире. Он забыл, что она – плотью, если не духом – не отличается от них и подвержена тем же проблемам. Визжащие башни… Что делать? Отослать ее домой? Доверить ее кому-то… нет, невозможно; без анимы он не сможет видеть Офир, а потому не сможет исполнять свои обязанности по охране короля. Он уже думал об этом, когда размышлял, нельзя ли посадить ее в карантин на случай, если сам он заразился грызской чумой. Но эту проблему надо было решать немедленно.

Алекс рылся в карманах, остро ощущая прикосновение Пылинки к шее, пока не нашел то, что искал: восковую печать со свитка, призывающего его на эту встречу. Свиток ждал его в комнате, когда он вернулся из кабинета Темита, и он сложил его, сунул в карман и забыл. В кармане было жарко, и воск размягчился и облип тонким слоем шерстяного пуха. Алекс оторвал, сколько смог, и взял Пылинку в руки; поводья он бросил, предоставив траусу самому поспевать за процессией. Темит и Чернан были далеко впереди и, похоже, не видели его.

Алекс скатал из воска маленькие шарики и осторожно затолкал их в нежные ушки, стараясь как можно лучше заткнуть отверстия, не засунув воск так далеко, чтобы потом оказалось невозможно его вытащить. Пылинке это страшно не понравилось, но она все терпеливо вынесла, только ее маленькие приступы

неудобство неприязнь упрек

мелькали у него в голове. Время от времени Алекс разделял ее ощущения, внимательно прислушиваясь к звукам, становившимся все слабее и слабее, пока наконец шум колес и цоканье когтей по камням не затихли. Для большей верности Алекс подложил под ошейник кусочек марли и крепко и надежно завернул, прижав уши. Тут уже

досада! неудобство!

Пылинки стали сильными. Алекс глубоко, хоть и молча, извинился и кормил ее подсолнечными семечками, найденными в другом кармане, пока она не перестала пытаться сорвать повязку и уснула.

Пылинка проснулась снова, когда они приблизились к городу, и Алекс быстро затолкал ее под Большую Шляпу. А потом, ее ушами, он услышал что-то: приглушенный звон вроде того, какой без видимых причин иногда бывает в ушах хумана. Звон был приглушенным, но постоянным, и Алекс чувствовал ее

раздражение

из-за него.

Процессия миновала ворота, и Алекс увидел башни. Он насчитал пять, хотя в темноте трудно было что-то разглядеть. Башни стояли вдоль реки на некотором расстоянии друг от друга – кирпичные, цилиндрические, с крепкой деревянной дверью у основания. Сбоку выступало водяное колесо, вращаемое быстрой рекой. На высоте примерно пятнадцати футов из крыш башен тянулись вверх длинные тонкие трубы из керамики и толстого зеленого стекла, похожие на заросли камыша. Крыши под трубами были усыпаны острыми осколками, не давая ворам и вандалам добраться до труб. Кроме труб, имелись еще конические воронки, которые усиливали звуки и испускали их во всех направлениях. Сам Алекс, однако, ничего такого не слышал: звуки, похожие на вздохи ветра в вершинах сосен, почти приятные.

Башни произвели на Алекса сильное впечатление; он задумался, сколько времени их сооружали. Король, очевидно, бросил на этот замысел массу денег и усилий.

Теперь, ближе к башням, звон в ушах Пылинки стал сильнее, и Алекс чувствовал ее

неудобство нервозность.

Казалось, звон затрагивает какие-то струны страха и отвращения, не имеющие ничего общего с хищником или вразумительным гневом. Она судорожно грызла внутренности Шляпы, распространяя беспокойство и неприязнь к шуму, так что и Алекс начал нервничать.