Шрифт:
Внимательно оглядев приборы, он чуток взбодрился и начал оживлять системы и блоки. Спохватившись, включил селектор.
– Расстыковку разрешаю, – грянул хрипловатый голос Станисласа. – Погружение полста метров. Пойдем двумя звеньями – «Бронко» справа от меня, «Скаутсабы» – слева. Илья, ты как?
– Взлетел, – послышался бас Тугарина.
– Сектор?
– Нордост.
– Принято. Эй, валбои! [23]Чего прижухли? Полный вперед!
Сихали Браун осторожно, с бухающим сердцем, запустил турбину. Та заныла, пуская вибрацию. Громко щелкнула герметическая перемычка. «Бронко» освободилась и начала погружение, одновременно ускоряя ход.
Вскоре субмарина вышла изпод «плота», но вода светлее не стала – слишком рано было, косым лучам встающего солнца не пробить толщу воды над «морскими конями» китопасов.
На селекторе замигал зеленый сигнал, и тут же раздался сдержанный бас Ильи:
– Цель обнаружена. Двадцать два сигнала. Азимут – пятнадцать, дальность – два кэмэ.
– Ходу, ребятки! – повеселел главный смотритель. – Ходу!
Вспотевший Браун коекак сориентировался и увеличил скорость. Кашалоты больше семи узлов не выжмут, тут у турбины явный перевес.
– Сихали, слышь?
– Слышу, Стан.
– Запоминай свой маневр – будешь ходить на глубине десять метров с востока от стада. Задача простая – не выпускать китов. Обычно они шугаются субмарин, но если на прорыв ринутся, пугани их инфразвуком!
– А где… А, вижу. Инфразвуковая пушка?
– Так точно. Только регулятор не устанавливай больше ноль пяти…
– А то кашалотикам будет бобо! – жизнерадостно пояснил Рыжий.
– Я тебе щас самому ваву сделаю! – сердито сказал Боровиц.
Браун вдруг раззадорился и дал совет:
– Лучше Тугарину намекнуть, что Шурика видели поблизости от Марины…
Селектор донес мощный хохот.
– Ты чё?! – вопил Рыжий. – Змей же меня потопит!
– Сапогом торпедирует, – уточнил Белый.
– Ладно, – решил Арманто, – обойдемся без намеков – субмарину жалко…
– Отставить! – весело гаркнул главный смотритель. – Подгребаем. «Скаутсабы» заходят с запада, мы – с востока. Арманто и Токаши отсекают по глубине. Илья, как там?
– Киты на месте. Пеленг – пятнадцать с копейками. Два десятка дрыхнут, один кашалот собрался заныривать.
Ругая себя, Тимофей включил малый монитор и увидел «картинку», переданную с борта вертолета, – у самой поверхности висели темные туши китов, не двигаясь и не дыша. Нашелся лишь один желающий позавтракать – огромный кашалот «занырнул», погружаясь вертикально вниз своей несуразноогромной головой. Над мелкими волнами скользнул спинной горб, махнул черный хвост, и кит ринулся в пучину, кальмаров лопать.
– Холостяцкая группа! – оживленно проговорил Боровиц. – Видишь, Тимка? Все одномерки, метров по восемнадцати вымахали.
– А я думал, мы к этому… к гарему шли.
– Да ну, ты что! С гаремом больше всего мороки. Тут как – кашалоты с весны на север мигрируют, следом за кальмарами поднимаются по Куросио – и лопают головоногих по дороге. Китыодиночки к Курилам в апреле подгребают, гаремы только в конце мая появляются, летом киты в косяки сбиваются. Сейчас сентябрь, скоро тут больше всего кашалотов соберется, будут подходить с севера, а в октябре на юга двинутся. Ну и мы свое стадо погоним… А пока что это оприходуем! – Голос старшего смотрителя построжел: – Взялись, валбои.
Субмарина Тимофея подвсплыла, и за иллюминаторами стало светлее. Громадные киты висели в прозрачной воде, опустив хвосты, и казались неживыми. «Саб7» подплыл к ним так близко, что даже коснулся кашалота бортом. Physeter [24]лениво подвинулся и снова заснул.
– С твоей стороны, Джамил, просыпаются!
– Вижу, вижу…
Браун не увидел, но услышал – ультраакустика донесла сонную болтовню китов: короткие щелчки, стонущие скрипы и частый треск. Разговорились…
Сихали активировал инфразвуковую пушку, гадая, как китопасы собираются гуртовать кашалотов. Зубатый кит – это тебе не бычок норовистый, лассо на него не накинешь.
Только тут Тимофей заметил маленькую иконку, прилепленную к панели, – образок святого Николая Чудотворца, покровителя мореплавателей. Суровый и молчаливый Илья открывался с новой стороны…
Младший смотритель навел прицел пушки на ближайшего кита – по экрану проползла тупая морда, размерами и формой смахивающая на аэростат, подобный тем, что полтора века назад висели в небе над блокадным Ленинградом. Короткая, мощная нижняя челюсть была несоразмерно мала в сравнении с гигантской утробой.