— Ты что же, считаешь, у меня совсем нет головы на плечах? Что мне делать, я как-нибудь сама решу.

— Вряд ли. Он за тебя решит, — сказал Сергей.— Значит, не поедешь?

— И тебе не советую. Мало ли о чем я говорю со сво­ими родителями? Не надо этому придавать значения. До конца отпуска двенадцать дней. Мог бы и подождать...

— Где? В аэропорту?

— Тебя никто не гонит, — пожала плечами Лиля. Сергей внимательно посмотрел ей в глаза и невесело усмехнулся:

— Твой отец прав, мы совершенно не подходим друг другу.

— Чего же ты тогда взбеленился?

— Ладно, — сказал Сергей. — Не будем попусту тра­тить слова. Запомни только одно: как бы твой папа ни решил нашу судьбу, — а я верю, что он может это сде­лать,— Юрку я не отдам им. Если даже мне придется драться за него. Я не хочу, чтобы он стал таким же, как твой отец.

— Не кипятись. Я тебе отдам сына, — спокойно ска­зала Лиля, — Доволен?

Сергей даже растерялся: такого ответа он не ожидал.

— Ну, это... прощай, — сказал он, нагибаясь за че­моданом.

— До свиданья, — ответила Лиля, и ничто в ее лице не дрогнуло. Повернулась и ушла, захлопнув за собой калитку.

8

Солнце еще не спряталось за лесом, когда Сергей приехал на озеро Заснежное. Поставил мотоцикл у покосившегося плетня, зашел в избу. Тетя Матрена, су­хонькая седоволосая женщина с острым птичьим лицом, узнала его, приветливо покивала головой в ситцевом, го­рошком, платке. На подбородке у нее белое мучное пятно, обнаженные худые руки по локоть в липком тесте. Хо­зяйка месила в красной глиняной квашне тесто.

— Давненько тебя не было, — сказала она, ребром ладони соскребая в квашню тесто с другой руки. — Слы­шу, трещит стрекоталка-то твоя. Думаю, кто бы это мог быть на ночь глядя? Колька-то, твой друг-приятель, уехал с театром на какие-то... представлять в другие го­рода, а больше рыбаков давно не слышно. Тут как на неделю зарядили дожжи, дорогу-то раскиселило, и пере­стали рыбачки ездить. Правда, третьеводни приехала на хутор одна городская, с удочками.

— Тетя Матрена, — сказал Сергей, — я сюда дней на пять. У меня еще отпуск не кончился.

Еще в самолете Сергей мечтал, как он приедет на За­снежное, будет на зорьке рыбачить, ходить за грибами, а спать на душистом сеновале, сквозь прохудившуюся крышу которого видны далекие звезды.

Был конец августа, и, хотя дни стояли погожие, на горизонте клубились дождевые облака. Хлеб на полях убрали и обмолотили. В лучах заходящего солнца желто светились соломенные скирды. По колючей стерне важно расхаживали белоносые грачи. В высокой траве мерцали красноватые цветы. На бугре белела березовая роща. В отдельности все деревья еще зеленые, но на общем фоне ярко рдели желто-красные пятна. Ивы на берегу будто опалило огнем, и черные бархатные камышовые метелки местами побурели, выкрошились. Или птицы их выклевали, или ветер с дождем поработали. Сочные ка­мышовые листья-сабли поблекли, свернулись в бледные трубки, а белые лилии все такие же крепкие и упругие., Махнет с озера ветер, и в воду, на овальные листья тро­нутых ржавчиной кувшинок, просыплется коричневая пыль из зашуршавших камышовых шишек. К берегу при­било толстые, белые, в корявых кольцах и коричневых лепешках водоросли, напоминающие омертвевшие щу­пальца гигантских водяных тварей.

Озеро опоясывала едва заметная, примятая рыбака­ми травянистая тропинка. Сквозь кусты ртутно поблески­вала подернутая рябью вода. Спустившись ниже, Сергей увидел в камышах лодку. В лодке никого не было. На дне лежали бамбуковые удочки, спиннинг, деревянная короб­ка с червями, а рыбы что-то не видно. И тут он заметил тонкий шнурок, привязанный к уключине. Значит, рыба в садке. Захотелось взглянуть, что в нем. Поколебав­шись— на чужой улов без разрешения хозяина смотреть было не совсем удобно, — Сергей забрался в лодку и вы­тащил вместительный металлический садок. Улов был приличный: две крупные щуки, окуни, плотва, краснопер­ка. Рыба забилась в садке, и Сергей поспешно опустил его в воду. Но вокруг было тихо. Над головой в ветвях попискивали птицы. По колено в воде, весь облитый за­ходящим солнцем, стоял черный с белыми отметинами бычок и укоризненно смотрел на Сергея. В каждом боль­шом выпуклом глазу его отражалось по маленькому солнцу. С черной отвисшей губы срывались в тихую воду прозрачные капли.

Сергей выбрался из камышей и пошел дальше. Огибать все озеро ему не захотелось, и он свернул в рощу. Нижние ветки высоченных берез были неподвижны, а маковки заметно раскачивались, и от этого в роще стоял тихий гул. Здесь было прохладно и светло. Желто-крас­ным дождем просыпались на землю опавшие листья. В папоротнике, увядшем по краям, краснела костяника. Сергей сорвал несколько ягод и положил в рот. Кисло-сладкие, с твердыми косточками, они приятно освежали язык. Он снова нагнулся и вдруг отдернул руку: серебри­сто-желтая змейка проворно зашуршала по опавшим ли­стьям к дуплистому пню. Мгновение — и медянка исчезла. Змея не вызвала у Сергея чувства омерзения: очень уж она была изящная и красивая, с бронзовым бле­ском. Когда-то в детстве бабушка говорила ему, что самая опасная змея в лесу это медянка. Если она ужалит, когда солнце садится, то к утру человек умрет. А потом Сергей где-то прочитал, что медянки совершенно без­вредны.

Под березой он увидел большой красноголовый гриб. Достал нож и аккуратно срезал. Гриб был без единой червоточины. За кустарником краснели еще два гриба. Раздвинув ветви, Сергей сделал несколько шагов и за­мер: у огромной березы, к стволу которой прилепился высокий муравейник, на коленях стояла девушка. Длин­ные светлые волосы закрывали ее лицо. Одинокий луч заходящего солнца, с трудом пробившись сквозь листву, играл с ее волосами, заставляя их то вспыхивать, то гас­нуть. Ослепительно блестел отлупившийся от ствола клин березовой коры. Не шевелясь, девушка смотрела на му­равейник. Вот она взяла тонкий сучок, ткнула его в кучу и близко поднесла к глазам. Когда девушка повернулась боком, Сергей узнал ее. Ни у кого больше не видел он таких огромных продолговатых глаз. Это была Лена Звездочкина.