Шрифт:
— Сереж, дашь сегодня покататься? — Дождь ведь.
— К обеду кончится, — уверенно сказал Генка.— Я его смажу и бензином протру. Дашь?
— В школу опоздаешь, — сказала мать.
— Ух и надоела мне эта школа! — пробурчал Генка и вышел. Он уже вымахал ростом с мать. Сергей видел в окно, как Дружок проводил брата до калитки и, обходя разлившиеся лужи, вернулся.
— У меня все сердце изболелось, думая про вас. Опять поругались? — продолжала мать. — А родители, конечно, заступились за любимую доченьку... С чего бы, спрашивается, тебе уезжать раньше времени? Шутка сказать, билет в оба конца стоит больше двухсот рублей!
— Жарко там, — сказал Сергей. — Пустыня Сахара.
— В этой пустыне песок сахарный, да? — поинтересовался Валерка. — И горы сахарные, да?
— Там вовсе не сахар, — улыбнулся Сергей. Валерка бы еще поговорил, но мать быстро выпроводила его из-за стола. Валерка тоже вытянулся, ему на будущий год в школу.
— Иди в комнату и рисуй в тетрадке, — сказала она и снова взглянула на старшего сына. — Юра-то как? Здоров?
— Здоров, — коротко ответил Сергей, прихлебывая горячий чай из белой фарфоровой кружки с отбитой кромкой. Из этой кружки, сколько он помнит себя, он всегда пил чай. Кружка была толстая, старинная, с одним-единственным стершимся цветком на боку. То ли ромашкой, то ли васильком.
— Неужто так ничего и не расскажешь матери?
— О чем рассказывать-то?
— Что там у вас случилось?
— Ничего не случилось.
— Нынче ночью стонал во сне и зубами скрипел... Ведь мучаешься, неужели я не вижу?
— Вроде бы дождь перестал, — заметил Сергей, глянув в окно. — Пойду мотоцикл заправлю.
— Мать я тебе или не мать?!
— Мать, мать,— оказал Сергей и, накинув жа плечи плащ, вышел из дома.
Что он мог сказать ей? Он и сам ничего не знал. Лиля должна была выйти на работу первого сентября вместе с ним. «Где твоя жена? Что с ней? Не заболела ли?» Эти вопросы каждый день сыпались на него в редакции. А что он мог ответить?.. Редактору сказал, что уехал раньше, а жена, наверное, задержалась из-за болезни. Андижан далеко, письмо еще не пришло. То же самое сказал и матери. Но если редактор поверил или сделал вид, что поверил,— что ему еще оставалось? — то мать не проведешь. Каждое утро Сергей заглядывал в почтовый ящик, ко письма не было. Ну, ладно, не пишет ему, могла бы дать телеграмму в редакцию. Зачем же ставить его в дурацкое положение?
Если раньше, мучаясь бессонницей, он только и думал о Лиле, то теперь мысли его раздваивались: думая о жене, он нередко ставил рядом с ней Лену, сравнивал их, будто разглядывал в бинокль, который приставлял к глазам то одной стороной, то другой. На Лилю хотелось смотрть так, чтобы она виделась в уменьшенном виде. Прошлое, по сравнению с настоящим, было куда приятнее. Пусть они почти два года не жили вместе, когда она училась, и все равно было что вспомнить: мучительные недели разлуки, телефонные разговоры, потом бурные долгожданные встречи...
С Леной, после рыбалки на Заснежиом, Сергей не встречался. Правда, он несколько раз ей звонил. Когда решился поговорить, ее не оказалось на месте, а потом, когда она взяла трубку, он почему-то растерялся и повесил свою. Что он, женатый мужчина, может сказать этой красивой девушке, которая от своих поклонников убегает к черту на кулички?..
Желание увидеться с Леной становилось все сильнее. Лена, Лиля... Даже имена почти одинаковые, а какие они разные!..
Выезжая из калитки на шоссе, Сергей решил, что сегодня он обязательно позвонит Лене и спросит, не собирается ли она в субботу на озеро, конечно, если погода будет хорошая. Последние дни все дождь да дождь...
Сергей сидел за письменным столом и начисто переписывал за внештатного автора корреспонденцию. Хотя он и был спецкором при секретариате, в его обязанности входило подготовить несколько крупных материалов внештатных авторов.
Письменный стол Сергея по-прежнему находился в отделе информации. Если раньше журналисты собирались позубоскалить в отдел культуры и быта, то теперь перекочевали сюда. Сегодня с утра пораньше первым пришел высокий седогривый литсотрудник промотдела Павел Ефимович Рыбаков. Как всегда, прислонился к черной круглой печке и, заложив руки за спину, взглянул на Сергея тусклыми глазами.
— Все строчишь? — спросил он. — Ну-ну, строчи.— И, помолчав, огорошил: — Дядя Костя от нас уходит, редактором районной газеты утвердили.
— В какой район? — спросил Володя Сергеев.
— В пригородный, так что останется в городе.
— Кто же вместо него будет ответственным секретарем? — поинтересовался Сергей.
— Султанов ответственным, а я — литературным секретарем, — с достоинством заявил Павел Ефимович.
— Что же ты нам сразу-то не сказал! — воскликнул Володя. — Мы бы тебя в кресло посадили, Сергей за бутылкой бы сбегал...
— Это никогда не поздно, — засмеялся Рыбаков.
Легкий на помине, пришел Михаил Султанов. На лацкане нового пиджака — университетский «поплавок». Обычно Султанов его не носил.
— Миша, как теперь прикажешь называть тебя: по имени-отчеству и на «вы»? — смиренно глядя на него, спросил Володя.
— Фамильярности не потерплю, — в тон ему ответил улыбающийся Султанов.
— Миша, срежь мне норму авторской отработки,— попросил Сергей. — Надоело мне вкалывать за других.