Шрифт:
Сергей испытал одновременно и радость («Ура! Напечатали!») и тревогу: слишком уж загадочный вид был у редактора.
— Доволен? — спросил редактор.
— Конечно, — не стал лукавить Сергей.
— Посоветовал кто-нибудь или сам догадался? — испытующе смотрел на него редактор.
— Не пропадать же хорошему материалу, — ответил Сергей.
— Гляди-ка, ты уже становишься самонадеянным! — усмехнулся Александр Федорович. — Не рано ли?
— Я имел в виду не качество фельетона, — не мне об этом судить, — а злободневность и важность собранного материала.
— Ладно, извини... —сказал редактор. —Ты волен был поступить с фельетоном, как тебе заблагорассудится. .. и ты... правильно поступил, послав его в другую газету, — огорошил он Сергея. — Если бы ты этого не сделал, я посчитал бы тебя дураком. Фельетон хороший и, действительно, на очень важную тему.
— Почему же вы его не напечатали? — вырвалось у Сергея, хотя он и знал почему.
— Сравни тираж нашей газеты и этой, — протянул редактор ему газету и улыбнулся.
— Значит, это вы?.. — Сергей вспомнил разговор с Лобановым, когда тот посоветовал ему послать фельетон в другую газету. Выходит, это Александр Федорович надоумил его. Иначе с какой бы стати Лобанов стал давать подобные советы? ..
Домой они возвращались вместе с Козодоевым. Февральские вьюги местами слизали снег с Дятлинки, и на ледяных проплешинах катались на коньках ребятишки. На ветру развевались их разноцветные шарфы. Сергей С завистью смотрел на ребят. Когда-то и он вот так же часами гонял на коньках, спускался с крутых обрывов на лыжах, а теперь и не помнит, когда последний раз становился на коньки…
Александр Арсентьевич шагал рядом задумчивый и молчаливый. Усыпанные рябинками скулы выпирали на осунувшемся лице, обычно добрые синие глаза ледянисто поблескивали. Сергей сразу заметил, что замредактора одолевают тяжелые мысли, но не любил лезть к человеку в душу: если надо, сам расскажет.
И Козодоев рассказал... в небольшой закусочной, куда они зашли по пути домой. Закусочная была неуютной и холодной. Здесь обычно выпивали на ходу и шли дальше. В темном углу стояло несколько шатких столиков. За один из них они и сели. Александр Арсентьевич заказал водки и пару бутербродов с жирной ветчиной. Чокнулся, залпом выпил полстакана и, пожевав бутерброд, отодвинул в сторону. Молча достал из кармана смятое письмо без обратного адреса и протянул Сергею. Пока тот читал, Козодоев, все больше и больше хмурясь, изучающе смотрел на него. На губах невеселая усмешка.
Веселиться, понятно, было нечему: в анонимном письме говорилось, что жена Козодоева, находящаяся в командировке в Новосокольниках, сожительствует в гостинице со своим непосредственным начальником. Если рогатый муж сомневается в этом, может попозже вечером приехать в Новосоколышкп и накрыть их с поличным в отдельном номере...
— Ну и сволочь! — сказал Сергей, возвращая письмо.
— Кто? — уточнил Александр Арсентьевич.
— Я еще никогда в глаза не видел ни одного анонимщика... Хотя бы посмотреть на этого гада! Неужели он такой же, как и все?
— Ничего подобного, — усмехнулся Козодоев. — У него длинный нос, и всегда в чернилах, а глаза напоминают замочную скважину... Его портрет часто печатают в «Крокодиле»...
— Давить их надо... Этих анонимщиков!
— Не знаю, какие личные цели преследовал мой анонимный корреспондент, но дело в том, брат Сергей, что он написал правду, — сказал Александр Арсентьевич.
— Правду? — вытаращил глаза Сергей. Ему почему-то и в голову не приходило, что анонимщики могут сообщать и действительные факты. Слишком он их презирал, чтобы поверить в это.
— Я давно знаю об этом,— кивнул Козодоев на письмо.
— Чего же вы сидите и пьете тут водку? — возмущенно начал Сергей. — Надо ехать туда и…
— .. .И, изобразив из себя ревнивого мужа, учинить мировой скандал, набить морду и все такое? — перебил Александр Арсентьевич.
— Изобразив? — изумился Сергей. У него на щеках выступили красные пятна, кулаки сжимались и разжимались. Да он бы на месте Козодоева убил бы, растоптал бы...
— Так вот, я не собираюсь убивать их и даже устраивать скандал, — отгадав мысли Сергея, сказал Козодоев. — Не буду врать, что чувство ревности мне чуждо, но и превращаться в буйное животное я не собираюсь...
— Тогда разойдитесь с ней!
— Все в нашей жизни не так-то просто, брат Сергей! Вот скажи честно, если бы подобное произошло с тобой, ты развелся бы?
— Да я бы... — загорячился Сергей. — И его и ее...
— Это ты сгоряча, а если по-трезвому?
— Не знаю, — помолчав, выдавил из тебя Сергей. — Наверное, нет... У меня ведь будет сын.
— И у меня сын. И я его очень люблю, а он привязан к матери. Если я уйду, будет очень плохо сыну, а я не хочу, чтобы ему было плохо. Сын — это единственное, что у меня еще осталось...