Джука повертелся, пытаясь принять уютную позу, успокоившую бы его желудок. Зря, зря, конечно зря. А что было делать? Веселиться с танцующей молодежью он, женившись, уже не мог, а слушать про удивительное разнообразие болей в пояснице престарелых матрон, среди которых теперь было его место, и оставаться трезвым оказалось выше его сил.

Джука перелег на живот, подтянул колени к груди. Сглотнул. Нет, пожалуй, надо прогуляться, подышать свежим воздухом.

Купец осторожно, стараясь не разбудить жену, поднялся, накинул халат, прошел по темным комнатам во двор. Как хорошо! Морозный ночной воздух приятно обдувал лицо, отгоняя накатывающую тошноту…

– Джука, – свистящий шепот.

Купец беззвучно выдохнул, схватился за декоративный заборчик, чтобы удержаться на подкашивающихся ногах. Ночной кошмар вдруг стал реальностью. Светящиеся, словно угли, глаза, кривящийся в оскале рот с длинными тонкими клыками… Натуанин.

– Тихо, – натуанин приложил палец ко рту. – Не надо шуметь.

Джука хватал воздух ртом. Натуанин спокойно ждал.

– Что… – купец, наконец, почувствовал, что может говорить. – Что ты здесь делаешь?

– Пришел тебя проведать. Узнать, все ли у тебя в порядке.

– Да, – Джука закивал. – Все. Все хорошо. Да.

– Тебя неделю не было у спящего, – натуанин поптичьи склонил голову. – Мы волнуемся.

– Я… Мне… Моя жена… – купец растерянно замолчал.

– Тебе мешает жена? – натуанин задумчиво посмотрел на окна спальни.

– Нет! – Джука замотал головой. Его Лиза, его нежная девочка, беззащитно раскинувшаяся на кровати! – Не мешает, совершенно не мешает. Просто… Просто вы неосторожны. Моя жена говорит, в городе слухи о вампирах, люди умирают…

– Мне надо есть, – натуанин помолчал. – Ты прав. Мы это не учли, – снова посмотрел на окна.

– Да, и еще, – затараторил Джука, стараясь увести внимание натуанина от Лизы. – Рабочие, которые несли гроб, они… Здесь, я нанял их здесь, в городе, рабочих, чтобы они помогли мне внести гроб, я не смог бы один. И вот, они рассказывают об этом, про гроб, и это, вместе с мертвыми людьми, и гостиница еще сгорела… Я боюсь, я опасаюсь, что…

– Как их найти? – перебил натуанин.

– Они, они, – Джука облизнул губы, вспоминая. – Бригада Вройнера! – купец улыбнулся, радуясь своей памяти.

– Хорошо, купец, – натуанин присвистнул. – Они замолчат.

– Спасибо, – Джука расслабился.

– Но я хочу тебя предупредить, – натуанин вдруг скользнул вперед, к Джуке. – Ты должен заботиться о спящем, очень хорошо заботиться. И если чтонибудь с ним случится… – Джука почувствовал, как чтото острое коснулось его шеи. Тебе дорога твоя женщина? С нее мы и начнем. У тебя на глазах. Ты меня понял, купец?

– Да, да, – Джука закивал.

– Я слушал тебя сегодня, но это последний раз, – натуанин шагнул назад, растворяясь в тенях. – В следующий раз я слушать не буду.

Джука привалился к дереву, отстранено ощущая щекой шершавость коры. Да, вот и кончился его самообман, за которым он прятался последние дни. Проблема не исчезла оттого, что он перестал ее замечать, проблема попрежнему существовала. И, раз он не хотел о ней помнить, она напомнила о себе сама.

Купец поежился от пробравшего его наконец морозца, двинулся к дому. Так что же делать? Он не мог ходить в тот дом на Причальной улице, и не мог не ходить. И уж тем более не мог никому поручить уход за Гуграйтом. Первый же человек, которому он покажет шамана, побежит доносить Страже, и ему конец. Но ему и так конец. Как только он перестанет быть нужным натуанам… И ни одна сила в мире не способна защитить его от них, ни одна… Кроме самого Гуграйта.

Джука почесал затылок. Интересная мысль, надо будет об этом еще подумать. А пока… Пока его визиты к шаману возобновляются.

Лесил мрачно смотрел на давно требующую побелки стену напротив и чувствовал, как медленно наползает на него отчаяние. Неужели все? Неужели он, в конце концов, попал таки в ситуацию, из которой нет выхода, безнадежный тупик, который станет его концом? Не может быть! Должен быть какойто выход, какаято лазейка, надо только подумать, хорошенько подумать…

Лесил нахмурился, нервно потер лоб. Его ум, обычно такой изворотливый, молчал, подсовывая лишь бессмысленные сожаления. Ну зачем? Зачем он поднимал, на что надеялся с двумя парами? На чудо? Надо было уходить, сбросить карты, и уходить, остановиться… Зачем он вообще садился играть, зачем взял в руки эти проклятые карты?!

Лесил застонал. Зачем, зачем, зачем!!! Сколько было этих зачем, сколько раз уже он сидел так, скрипя зубами, после очередного проигрыша? Отцовское состояние, неплохой доход его собственной сыскной конторы, все ушло, все растворилось в нереальном угаре бессонных ночей, заполненных шорохом карт, отрывистыми объявлениями ставок и манящим перезвоном золота. Каждый раз, каждое следующее утро, отравленное осознанием произошедшего, он давал себе зарок остановиться, прекратить, не прикасаться больше к этим дьявольским картинкам… И каждый раз нарушал его, увлекаемый сумасшествием даже не азарта, а чегото большего, какойто болезненно сладкой эйфории, отнимающей разум, топящей в омуте пьянящего восторга. И проигрывал, проигрывал, проигрывал!