Шрифт:
Руки натуанина были связаны за спиной. Крайт усмехнулся. Видимо, натуанина дикари опасались значительно больше, чем его. Что ж, скоро они поймут свою ошибку.
Люди, заполнявшие площадь, вдруг засуетились, подались в стороны, освобождая проход. Крайт подобрался. Представление начиналось.
На площадь вышел шаман. В раскрашенной оскалившейся маске, изображавшей невесть какую жуть, обвешанный амулетами и побрякушками, шаман, приплясывая и подскакивая, подошел к камню, склонился. Выпрямился, простер руки и вдруг подпрыгнул и закружился вокруг камня в какомто сумасшедшем танце. Люди заголосили.
Шаман лупил по бубну и чтото кричал. Побрякушки звенели. Люди подвывали. Шаман бросал слабенькие заклинания, еще больше заводя публику. Крайт от скуки считал намотанные шаманом круги вокруг камня.
Наконец после семнадцатого круга шаман издал особенно душераздирающий вопль и замер. Публика повалилась на колени. Шаман постоял, оглядывая людей, затем перевел взгляд на пленников. Натуанина шаман удостоил лишь беглого взгляда, Крайта же рассматривал с минуту. Крайт безмятежно улыбался. Шаман кивнул вроде как самому себе, танцующей походкой подошел к вождю и чтото сказал. Вождь покачал головой. Шаман заспорил, тыча пальцем в Крайта и в камень. Вождь не соглашался. Шаман не выдержал и подкрепил свои доводы примитивным заклинанием подчинения. Вождь сдался.
Крайт попрежнему улыбался. Он уже видел все, что необходимо, но вмешиваться пока не торопился. Спектакль его забавлял, и он решил досмотреть его до конца.
Шаман чтото выкрикнул. Два дикаря подхватили задергавшегося натуанина и распластали его на камне. Шаман склонился над натуанином, блеснул черной искрой обсидиановый нож. Натуанин заверещал и тут же захрипел, забулькал. Тело судорожно выгнулось и опало.
– Хо! – Шаман поднял над головой руку с еще бьющимся сердцем.
– Хо! – И на сознание Крайта обрушился удар.
Крайт выжидал до последнего. Он смотрел. И видел. И видел он не только забрызганные кровью руки шамана. Он видел, как шаман пьет силу поверженного натуанина. Накапливает ее, превращая в кувалду, которая должна смять, расплющить, уничтожить сознание Крайта, превратить его в покорного зомби. Но как же грубо и примитивно шаман это делал! Сила текла у него сквозь пальцы, уходила, шаману удавалось удержать не больше десятой ее части. И все же удар был силен. Потенциал натуанина был на удивление велик, и Крайт не сомневался, что, используй он натуанина вместо Кейры, его бывшей секретарши, мощность ловушки была бы не меньше.
Крайт спокойно ждал опускающуюся кувалду и лишь в последний момент, когда, казалось, его ничто уже не спасет, мягко и плавно сдвинулся, одновременно чутьчуть смещая направление несущейся в него силы. Удар скользнул по сознанию и ушел мимо, не причинив Крайту никакого вреда.
Шамана сотрясла отдача. Пользуясь его мгновенным замешательством, Крайт тут же ударил сам. Его заклинание не крушило и не сметало. Тонкой струйкой скользнуло оно между грубыми глыбами защитных наговоров шамана и въелось в его волю, уничтожая личность изнутри. Шаман зашатался.
Выкрик. Какоето движение сзади. Крайт, не глядя, отмахнулся. Сзади зашипело.
Заклинание закончило работу. Шаман пустыми глазами смотрел на Крайта. Он больше не был опасен. Полезен, к сожалению, тоже. Ну что поделаешь? Крайт обернулся. Кажется, он немного перебрал. Полоса разлагающихся тел тянулась аж до самых домов. Но как же приятно было снова стать самим собой, ощутить силу!
Ближе всех, растворяясь в зеленую пузырящуюся жижу, лежал тот, с признаками идиотизма. Но не сам же он решил напасть. Крайт готов был поклясться, что крикнул, послав дебила в атаку, вожак приведшего его отряда. Ладно, все зачтется.
– Гунга! – Крайт ударил себя кулаком в грудь, – Гунга!
Драматический финал. Явление бога своему народу. На краю сознания чтото недовольно заворочалось.
– Гунга! – Крайт надеялся, что не сильно перевирает подсмотренное в памяти шамана имя.
Дикари повалились в пыль. Они больше не видели Крайта. В центре площади стоял их бог, их Великий Гунга. В точности такой, каким рисовался он их воображению. Грозный, могучий. И весьма недовольный.
– Узрейте меня, несчастные, узрейте, – пророкотал Гунга, воздев громадные кулаки в небо, метая очами молнии, – и падите ниц, ибо велик гнев мой!
Возлюбленный народ мой, вы свернули с пути истинного, поддавшись ложным пророкам и проповедникам, пренебрегли святынями и заветами моими. Не вняли предостережениям моим, отвергли дары мои! И страшен гнев мой! Да, страшен гнев мой, но сердце скорбит. – Молнии в глазах Гунги окрасились в красный цвет, кулаки разжались. – Ибо любви оно полно, любви к вам, избранному народу моему, который первым стоит среди равных. И всегда простить готово тех, что хотят покаяться и вернуться ко мне. Выйти из тлена заблуждений, очиститься от скверны, в которой нахожу я вас, и идти с именем моим на устах и в сердце!