В книгу «Дайте мне договорить» составители включили стихи «На «хвосте» Евгения Евтушенко, датированные 18 февраля 2005 года и посвященные Андрею, и «Плач по братку» Андрея Вознесенского от 24 февраля того же года с подзаголовком «Ответ Евгению Евтушенко», опубликованные ранее в «Новой газете». Несмотря на неоднозначные названия, ясно одно: и то, и другое стихотворение – о братстве «крыльев и душ» (вспомним «Плач по брату» Евтушенко, о котором речь выше), о верности общей юности времен Политехнического…

Читаешь провидческие строки Андрея, и сжимается сердце:

… Так вот, возвращаясь к высказыванию уважаемого Льва Ефимовича Колодного, я свидетельствую: пожали Вознесенский и Евтушенко друг другу руки именно тогда, в начале февраля 1987 года. Горбачевская перестройка набирала обороты, и акция отдела литературы «Огонька», собравшая вместе самых ярких поэтов-шестидесятников, была, конечно же, симптоматичной. Нам наивно хотелось, чтобы на новом переломе истории нашей страны они были вместе, как когда-то в далекие оттепельные шестидесятые. Ведь сказал же когда-то Андрей Вознесенский: «Нас мало, нас может быть четверо… Но все-таки нас большинство…»

«Мы не можем допустить того, чтобы нам было стыдно прийти друг к другу на похороны», – как-то сказал Евгений Евтушенко. Его стихи, прозвучавшие 4 июня 2010 года на панихиде по Андрею Вознесенскому, поставили точку в отношениях двух великих поэтов двадцатого века:

Хочу сказать, что я никоим образом не причисляю себя к закадычным друзьям великого поэта. Да, мне очень повезло, что в далеком пятьдесят девятом году в провинциальном Владимире судьба свела меня с Вознесенским и он проникся к начинающему стихотворцу теплотой и симпатией. Андрей помогал мне поверить в себя, наставлял, рекомендовал мои стихи столичным журналам и газетам. Однажды он позвал меня в свою новую квартиру в высотке на Котельнической набережной и написал рекомендательную записку по поводу моих стихов, которую я должен был отнести в журнал «Знамя». Но стихи там по каким-то причинам не вышли. Позже их напечатала газета «Литературная Россия». В предисловии к стихам Вознесенский написал:

Кстати, в ту нашу встречу на Котельнической, прощаясь, он бросил: «Если хочешь, приходи сегодня на мой вечер в комаудиторию МГУ, там будет Высоцкий, я познакомлю тебя с ним». Это был еще один подарок от Андрея. Свое слово он сдержал, и после концерта, на ходу, в толкучке за кулисами представил меня уже известному тогда актеру и барду.

Вознесенский, я нисколько не преувеличиваю, открывал мне в чем-то провинциальному парню, мир искусства, имена, книги… Например, о Марке Шагале я впервые услышал от Андрея в конце 60-х годов. Он познакомился и подружился с великим художником в 1962 году во Франции. Синие глаза поэта пламенели, когда он говорил о Шагале. «Ты обязательно должен пойти в библиотеку, – настаивал Андрей, – и посмотреть хотя бы репродукции его картин. А вообще ты же журналист – возьми командировку в Витебск, вряд ли кто-либо из столичных журналистов там побывал». Его «лекция» о фактически запрещенном у нас художнике подвигла меня на поиски книг, каталогов, монографий, связанных с именем Шагала. И когда в 1973 году в Москву приехал сам великий художник и в Третьяковской галерее открылась его выставка, я, конечно же, отстоял свою очередь к Шагалу.

Но на его родине я оказался только в 1987 году, в перестройку. Возвращаясь на машине с другом из Пярну, где я брал интервью для «Огонька» у поэта Давида Самойлова, мы не могли не заехать в Витебск. Увидели небольшой полузаброшенный деревянный домишко, на котором, конечно, еще не висела мемориальная доска. Поговорили со старожилами, и они объяснили, что именно здесь родился великий художник, хотя по другой версии, это случилось в местечке Лиозно, что в сорока километрах от Витебска. Поехали туда. И уже лиозновские старожилы рассказывали, что на месте нынешнего Дома культуры стояло жилище семьи будущего художника, в котором он родился…