Постепенно она осмелела и все же увидела ту самую атаку с визгом и внезапным разбегом в стороны. Сколько же раз нужно вот так промчаться просто посреди степи, чтобы потом, увидев врага, не испугаться и выполнить все точно. Глаза Лейлы горели, Майя только посмеивалась, глядя на нее. Теперь невысокие лошадки не казались персиянке такими уж неуклюжими, даже она, ничего не смыслившая в лошадях, понимала, что кони персов давно свалились бы замертво, а эти крепенькие все еще готовы скакать и скакать. Поистине, скифские кони и их хозяева неутомимы.

Но вот все успокоилось, и по амазонкам не скажешь, что они устали. Девушки бродили по полю, собирая стрелы, весело переговаривались, шутили, словно не было нескольких часов бешеной скачки и натягивания лука. Лейле хотелось только одного – вот так же скакать, стрелять и потом весело шутить. Она вздохнула: когда еще такое будет, и вдруг стало жаль, что война с Дарием скоро кончится, а она может не успеть убить троих врагов и стать как все!

Если бы кто-то из новых подруг подслушал мысли Лейлы, то рассердился бы. Не ради самого убийства столько дней отрабатывали свои умения амазонки. Им надо быть готовыми отразить нападение в любой миг, защитить тех, кто не может защитить себя сам. И умение стрелять на скаку или править лошадью при помощи ног нужно не ради красы. Этому амазонки научились у скифов, но уже многому могли бы и сами научить всадников в островерхих шапках. Только ведь не хотят учиться… Считают женщин неумехами, вот зазнайки!

Мысли Лейлы унеслись к Асиат. Если бы названая сестра была рядом, насколько легче стало бы персиянке! Но дочери Антира некогда, она вместе со всеми целыми днями скакала, стреляла, потом собирала стрелы… Однажды Лейле показалось, что «Йи-е-е-ех!» прозвучало голосом Асиат, но что это меняло?

Персиянка вдруг решила, что сидеть и ждать, когда придет царская дочь и что-то объяснит, нельзя, надо самой учиться и учиться. Она знаками попросила Майю показать, как седлать лошадь и садиться на нее. Та довольно кивнула, давно пора. Для Лейлы началась учеба.

Только учить ее принялась не Майя, которая присоединилась к остальным, а Залина. Для начала ткнула пальцем в свою лошадь и сказала слово «конь», потом «седло», «акинак»… Персиянка старательно запоминала. С названиями было легче, а вот когда пришлось разбираться с более сложными словами, всяких нелепостей прибавилось. Иногда хохотали до колик в животе.

Вообще у амазонок Лейлу поразило многое. Ее собственное имя привело девушек в восторг. Асиат объяснила: Лала – это красивый красный цветок, который весной покрывает курганы сплошным ковром.

– А что, Лейла и правда похожа на цветок! – подтвердила Залина.

С этим согласились. Но все равно, к изнеженной Лейле требований не снизили. Если хочет быть вместе с ними, значит, должна и уметь то, что умеют все!

– У тебя нет ни зеркала, ни акинака, ни даже горита для лука и стрел! Пойдем спросим у Дайраны, у нее должны быть в запасе.

Но предводительница амазонок против акинака возразила сразу:

– Какой ей меч?! Пусть сначала лук натягивать научится! И в седло садиться.

Начали действительно с конской упряжи.

Вечером Залина, мешая скифские и мидийские слова с выразительными жестами, рассказывала новой подруге легенду о появлении красных цветов тюльпанов-лалов.

– Когда-то жили двое влюбленных Фархад и Ширин. Фархад… ну, он вот как… Сагир, понимаешь? – Залина показала на идущего куда-то сармата.

Лейла кивнула: кто же не понимает, что это Сагир?

– Во-о-от… а Ширин… ну это Асиат, например, – показала амазонка, увидев девушку. Лейла почему-то напряглась. – Они любили друг друга. Любили… – На всякий случай Залина крепко обняла себя за плечи, показывая крепость взаимной страсти Фархада и Ширин.

Лейла вдруг отрицательно замотала головой:

– Нет, нет! Асиат любит другого! А Сагир делает так, – она жестами показала, что делал сармат с вдовой, – с Милидой! Нет, Сагир не с Асиат!

Несколько мгновений Залина с подругами ошарашенно глазели на персиянку, а потом просто повалились от хохота. Лейла растерянно смотрела на подруг. Она сказала что-то не так? Но ведь это правда, Сагир ночью делал так с Милидой, она слышала.

– Ты права, Сагир так с Асиат не делает! А с Милидой, наверное. – Утерев выступившие от хохота слезы, Залина продолжила: – Хорошо, пусть Ширин – это Милида.

Когда Залина поведала о горячей любви между Фархадом и Ширин, о том, как Фархад, которому сообщили о смерти любимой, на своем коне прискакал на самую высокую крутую гору и в отчаянии бросился вниз, а там, куда попали капли его горячей крови, вдруг расцвели невиданной красоты цветы и теперь цветут весной, покрывая сплошным кроваво-красным ковром все курганы, глаза Лейлы стали совсем грустными и даже растерянными. Чуть посоображав, девушка вдруг снова замотала головой:

– Нет! Сагир и Милида… нет! – Она, видно, пыталась подыскать нужные слова, но не находила. Даже встала в возбуждении. Вдруг слова нашлись: – Асиат и… кто-то… да! Милида нет! И Сагир нет! Он… хороший, но… нет!