"Циклопы" - это сериал о путешественниках во времени. В совсем недалеком будущем путешествия во времени стали доступны. И теперь каждый может отправиться в прошлое... Серия "Циклопы" закончена!
Обухова Оксана Николаевна
Циклопы. Тетралогия
АННОТАЦИЯ
Циклопы
1 часть.
Обухова Оксана Николаевна
Кто-то еще
Попробуй спрятаться
Без вариантов
Обухова Оксана Николаевна
Циклопы. Тетралогия
Название: Циклопы. Тетралогия в одном томе
Автор: Обухова Оксана
Издательство: Самиздат
Страниц: 1247
Год: 2014
Формат: fb2
АННОТАЦИЯ
"Циклопы" - это сериал о путешественниках во времени. В совсем недалеком будущем путешествия во времени стали доступны. И теперь каждый может отправиться в прошлое... Серия "Циклопы" закончена!
Циклопы
1 часть.
Воняло больницей. Хлоркой-карболкой-аптекой. Мокрыми бинтами.
Едва нос рассортировал запахи, у Бори, как у любого нормального мужика рефлекторно подвело живот. Воспоминания нахлынули...
Не к ночи бы. Припомнился больной живот и выбитые зубы.
Завьялов приоткрыл глаза. На лице лежала огромадная серая тряпка.
И тишина.
"Вытрезвитель, - обреченно предположил Борис. В вытрезвителе он ни разу не бывал (выбитые зубы выступают по иному поводу). Но иного объяснения происходящему элементарно не нашлось. В членах наблюдались: вялость, тремор, слабость. Голова гудела пустым помойным ведром, язык царапал небо, как подошва кирзового сапога: - Косолапов, сволочь, в ушел в обещанный штопор..., затянул с собой зараза".
Непослушной, корявой рукой Борис скинул на пол длинную простыню с отвратительными разводами. Из-под простыни выполз низкий плиточный потолок. Судя по близости стен, Завьялов лежал в длинном коридоре. Практически темном; в необозримом далеко тихонько и одиноко тлела лампочка. Плитки потолка странно размывались, Борис прищурил один глаз - зрение сфокусировалось. Открыл второй - поплыло...
Жесть. Вначале отказало правое ухо, теперь вот глаз. Но почему-то - левый.
Завьялов попытался сосредоточиться... Вспомнить хотя бы фрагментарно чего творил, как докатился...
Тупик. Последним четким воспоминанием была больница, куда он пришел встретить выписавшегося друга Колю Косолапова.
Пришел один. Поскольку болезнь с Косым приключилась - стыдная. Не из тех над которыми хихикают девочки, а из тех над которыми мужики в курилках ржут: десять дней назад на носу Коляна вскочил матерый прыщ. Косолапов попробовал лечить его вначале народными средствами, затем аптечными, прыщ взбесился - с температурой под сорок Колян потопал в больничку, где его напугали смертельной статистикой таких прыщей до самой невозможности. И предложили (убедили) лечь в стационар.
В стационаре Колину задницу обкололи щедро и моментально. Если бы не волоокая медсестра Раечка, опомнившийся от зомбирующей прыщавой статистики Косой сбежал бы из больнички тем же вечером. Но Рая... Рая была, райской птицей. К огорчению Косого, оказавшейся бесповоротно влюбленной в загорелого интерна Гоги.
Этот прискорбный факт до Косолапова дошел чрезвычайно поздно. Когда на огромной байкерской попе Коли уже практически не осталось живого места, а дело само собой докатилось до выписки...
Завьялов шел встречать друга, пережившего любовное фиаско, не с цветами, а с фляжкой коньяка в кармане. Косой заранее предупредил, что собирается утопить больничную лав-стори в ведре водяры с пивом...
Похоже - утопил. Захватив с собой и друга Борю.
"Это сколько же мы выпили?! а?!" - болезненно прищурился Завьялов. Он не любил ощущения искаженного сознания, напивался крайне редко - по пальцем перечесть. Если сейчас не может вспомнить, как (и за что?!) оказался в этом коридоре - побил рекорд: раньше память не отказывала.
Борис приподнял голову, кривясь и морщась от каждого движения, поглядел на пол...
Внизу увидел не только терракотовые плиты пола и подозрительную тряпку-простынь, но и колесики.
Я на каталке, понял Завьялов. Валяюсь на каталке в каком-то коридоре, был накрыт вот этой дрянью... Наверное, - замерз, накрылся с головой.
Разглядывание пола и тряпки отобрало силы. Борис снова рухнул, вытянулся на каталке; голова кружилась, как после длительного бега в гору. Ощущение полнейшего бессилия было на столько непривычно для тридцатилетнего, крепкого мужика, что появились слезы.