Как и израильский дипломат, Натансон был седовлас и элегантен, но в отличие от своего чуть более молодого гостя шил костюмы в Лондоне, у Савила Роу, и носил шелковые сорочки от Салки.

Натансон усадил гостя в одно из двух одинаковых кожаных кресел с невысокими спинками, стоявших рядом с настоящим камином. Англичанин-слуга принес бутылку и два бокала на серебряном подносе.

– Думаю, друг мой, это скрасит нашу беседу.

Слуга наполнил бокалы красным вином. Израильтянин отпил глоток. Натансон вопросительно поднял брови.

– Действительно, вино превосходное, – сказал Нетаньяху.

Трудно удержаться, чтобы не выпить залпом бокал Шато-Мутон Ротшильд 61-го года. Слуга поставил поднос так, чтобы до него можно было дотянуться рукой, и удалился.

Сол Натансон был слишком умен, чтобы сразу брать быка за рога. Сначала разговор касался лишь самых общих тем, потом незаметно перешел на положение на Среднем Востоке.

– Видите ли, – сказал Натансон, – дело явно идет к войне.

– В этом я нисколько не сомневаюсь, – согласился Нетаньяху.

– Но прежде чем она завершится, могут погибнуть многие молодые американцы, отличные парни, которые ничем не заслужили такой участи. Мы должны сделать все от нас зависящее, чтобы свести число наших потерь к минимуму, ведь так? Еще вина?

– Совершенно с вами согласен.

Куда клонит Натансон? Израильский дипломат был вынужден признать, что пока он не имел об этом ни малейшего представления.

– Саддам, – продолжал Натансон, глядя на пламя в камине, – представляет собой серьезную угрозу. Его нужно остановить. Очевидно, Израиль подвергается большей опасности, чем любое другое соседнее государство.

– Мы это твердили годами. Но когда мы разбомбили ядерный реактор Саддама, Америка нас прокляла.

Натансон небрежно махнул рукой.

– Это люди Картера. Чепуха, разумеется, всего лишь косметическая чепуха для отвода глаз. Мы с вами это знаем, нас не проведешь. Мой сын служит в зоне Персидского залива.

– Я не знал. Искренне желаю ему вернуться живым и здоровым.

Натансон был тронут.

– Благодарю вас, Биби, благодарю. Об этом я молю Бога каждый день. Мой первенец, мой единственный сын. Я просто думаю… что в наше время… мы должны сотрудничать самым тесным образом.

– Это бесспорно. – У израильтянина возникло тревожное предчувствие, что вот-вот последует неприятное сообщение.

– Чтобы свести наши потери к минимуму, понимаете. Только поэтому я и прошу вашей помощи, Бенъямин, чтобы свести наши потери к минимуму. Ведь мы по одну сторону от линии фронта, не так ли? Я – американец и в то же время еврей.

Очевидно, порядок, в котором он произнес эти слова, имел определенный смысл.

– А я – израильтянин и еврей, – пробормотал Нетаньяху.

Надо думать, он тоже вкладывал особый смысл в порядок слов. Американского финансиста это не обескуражило.

– Вот именно. Но вы получили образование в этой стране и потому понимаете, как… э-э, как бы это поточнее сформулировать?… насколько эмоциональной иногда может быть Америка. Разрешите мне говорить без обиняков?

Наконец-то, с облегчением вздохнул израильтянин.

– Если бы кто-либо сделал что-то, что могло бы сократить наши потери – хотя бы совсем немного, – то я и мои соотечественники были бы безмерно признательны этому человеку, кем бы он ни был.

Очевидно, Натансон не договаривал, но Нетаньяху был опытным дипломатом и понял, что имел в виду американец. Если будет сделано что-то, что увеличит потери американцев, или не будет сделано что-то, что могло бы предотвратить лишние человеческие жертвы, то американцы запомнят это надолго, и их месть может выразиться в крайне неприятных для Израиля формах.

– Чего вы хотите от меня? – спросил Нетаньяху.

Сол Натансон отпил глоток вина и, не сводя глаз с тлеющих головешек, сказал:

– Нам известно, что в Багдаде есть некто, известный под кличкой Иерихон…

Когда Натансон закончил рассказ, озабоченный заместитель министра поспешил в аэропорт Даллеса на самолет, направлявшийся домой, в Израиль.

Контрольный пост, на который натолкнулся Майк Мартин, находился на углу улицы Мохаммед-ибн-Кассема и четвертой кольцевой дороги. Когда Майк заметил его, он с трудом удержался от желания развернуться и помчаться назад. Но на подходах к контрольному посту и с той и с другой стороны стояли иракские солдаты – очевидно, именно на случай, если кто-то попытается уйти от проверки. Было бы безумием надеяться, что при медленном развороте удастся ускользнуть от иракской пули. Выхода не было: пришлось пристроиться в хвост длинной вереницы автомобилей, ожидавших проверки.

В Эль-Кувейте Мартин всегда старался избегать главных автомагистралей, на которых вероятность столкнуться с патрулями и контрольными постами была наибольшей, но пересечь любую из шести кольцевых дорог можно было только на главных транспортных развязках.

Кроме того, Мартин всегда предпочитал ездить около полудня, надеясь затеряться в плотных потоках автомобилей или избежать встречи с иракскими солдатами, которые в середине дня укрывались от жары в тени.

Однако в пятнадцатых числах октября стало прохладней, а между солдатами частей специального назначения и никчемными вояками из народной армии оказалась большая разница. Поэтому теперь Мартину ничего не оставалось, как ждать, сидя за рулем своего белого «вольво» с кузовом «универсал».