В дом Адрианов он вошел около восьми. Престон чувствовал физически, как от него исходит напряжение. В 8.30 зазвонил телефон. В это время в холле был Барни, он и взял трубку. В тот день уже было несколько телефонных звонков. Престон решил, что лучше отвечать на звонки, чем принимать нежданных гостей. Каждому звонившему отвечали, что Адрианы уехали к матери, что по телефону с ним разговаривает маляр из бригады, которая делает ремонт в гостиной. Всех удовлетворяло такое объяснение. Когда Барни поднял трубку, капитан Линдхерст выходил из кухни с чашкой чая в руках.

– Это вас, – позвал Барни и вернулся наверх.

Начиная с девяти часов напряжение стало нарастать. Линдхерст Долго разговаривал по рации с «зоной ожидания», откуда в 9.15 выехали к району Хейз серый фургон и сопровождающая его машина полиции. В 9.33 обе машины были у поворота на Белстед-роуд, метров за двести до цели. Они остановились и стали ждать. В 9.41 из своего дома вышел мистер Армитедж, чтобы оставить четыре бутылки для молочника. К ярости капитана он остановился в сгущающихся сумерках осмотреть свою цветочную клумбу посередине лужайки. Затем он поздоровался с соседом через улицу.

– Иди домой, старый дурак, – прошептал Линдхерст, стоя в центре гостиной и глядя через дорогу на огни за занавесками дома-цели. В 9.42 полицейская машина без опознавательных знаков была уже в районе Брэкенхейз. Через десять секунд мистер Армитедж пожелал соседу доброй ночи и ушел в дом.

В 9.43 серый фургон въехал на улицу Горсхейз, которая вела внутрь поселка. Престон, стоявший в холле рядом с телефоном, слышал переговоры Линдхерста с его водителем. Фургон медленно и неслышно подъезжал к Черрихейз.

Прохожих на улицах не было. Линдхерст приказал двоим, прикрывающим операцию с тыла, выйти из полицейской машины и начать продвижение.

– Через пятнадцать секунд въезжаем в Черрихейз, – негромко сообщил напарник водителя фургона.

– Притормозите, осталось тридцать секунд, – сказал Линдхерст, а спустя двадцать секунд приказал: – Въезжайте.

Из-за угла выполз фургон.

– Восемь секунд, – сказал Линдхерст в переговорное устройство, а затем грубым шепотом Престону: – Набирайте номер.

Фургон проехал по улице мимо входной двери дома 12 и остановился напротив клумбы мистера Армитеджа. Это было сделано специально; группа захвата намеревалась подойти к цели сбоку. Отъехала хорошо смазанная дверь, и в темноту в полной тишине вышли четыре человека в черном. Никто не бежал, не топал ногами, ничего не выкрикивал хриплым голосом. В отработанном порядке все спокойно пересекли лужайку мистера Армитеджа, обошли пикап мистера Росса и оказались прямо у двери дома 12. Десантник с «вингмастером» отлично знал, с какой стороны расположены дверные петли. На ходу он поднял ружье к плечу и аккуратно прицелился. Рядом с ним стоял другой с кувалдой наготове. За ними с автоматами – Стив и капрал…

В гостиной майор Валерий Петровский не находил себе места от беспокойства. Он не мог сосредоточиться на телепередаче; его слух ловил каждый шорох – звон бутылок, которые кто-то выставлял на улицу, мяуканье кота, тарахтенье мотоцикла где-то вдалеке, гудок баржи, входящей в устье Оруэлл.

В девять тридцать показали очередной выпуск последних новостей, опять состоящий из интервью с министрами и теми, кто надеялся в скором будущем ими стать. В раздражении он переключил канал на Би-би-си-2, где шел научно-популярный фильм о птицах. Он вздохнул. Все-таки это лучше политики.

Не прошло и десяти минут, когда он услышал, что сосед Армитедж вышел выставить пустые молочные бутылки. Постоянно одно и то же количество и всегда в это же время. Потом старый дурень заговорил с кем-то через улицу. Неожиданно телепередача привлекла его внимание, он с изумлением уставился в экран. Журналистка разговаривала с долговязым мужчиной в плоской кепке о его увлечении голубями. Он держал одного питомца перед камерой – откормленную птицу с характерной формой клюва и головы.

Петровский сидел прямо, не сводя глаз с птицы. Он был уверен, что уже видел где-то такую.

– Эта прекрасная птица – выставочный экземпляр? – допытывалась молодая журналистка.

Она недавно начала работать на телевидении и была слишком настойчивой, пытаясь выжать из интервью больше, чем оно могло дать.

– Боже мой, нет, – сказал человек в кепке, – это уэсткотт.

Петровский вдруг ясно вспомнил комнату в гостевых апартаментах на даче Генерального секретаря в Усове.

– Нашел его на улице прошлой зимой, – сказал старый высохший англичанин, а птица поглядывала из клетки своими блестящими умными глазами.