— Так и сказал: «Хорошо, очень хорошо!»? — переспросила она, видимо желая еще раз услышать, как меня похвалил учитель. И потом, глубоко вздохнув, украдкой перекрестилась. — Ну и слава богу. Теперь можешь все лето отдыхать, ловить рыбу, бабочек… Что хочешь, то и делай.

— Мама, а отпустишь меня с ребятами на рыбалку с ночевкой? — быстро спросил я, спеша воспользоваться такой подходящей минутой.

— Отпущу, и с ночевкой отпущу, — счастливо улыбаясь, ответила мама. Но тут же, будто спохватившись, прибавила: — Только, конечно, если погода хорошая. А в дождь, в сырость разве можно?..

— Нет, нет, в хорошую погоду, — перебил я, видя, что разговор принимает нежелательный оборот.

На это мама только рукой махнула: что, мол, с тобой теперь поделаешь!

В это время из коридора вышел какой-то важный господин в в синем мундире с золотыми пуговицами. Он подошел к нам и, приветливо улыбаясь, протянул маме руку.

— Поздравляю. Ваш сын сдал все экзамены. Мы его принимаем в пятый класс.

— Хорошо сдал? — сияя от счастья, спросила мама.

— Хорошо, молодец! — и господин в мундире потрепал меня по плечу. — Осенью придет к нам, будет у нас учиться.

— А как же теперь… — мама немножко замялась, — теперь, после революции, все по-старому будет, или как-нибудь по-другому, по-новому?

Господин пожал плечами.

— Думаю, по-старому. Пока никаких указаний не имеем.

Мама облегченно вздохнула.

— Ну и хорошо!

Мы спустились в прихожую. Старичок швейцар засуетился, подавая маме летнее пальто, шляпу и зонтик.

Одевая пальто, мама не выдержала. Она кивнула головой в мою сторону и сказала старичку:

— А мой-то в пятый класс выдержал. С осени у вас учиться будет.

— Вот это хорошо. Это очень хорошо! — почему-то обрадовался швейцар. — Я ихние галошки тогда крестиком помечу, чтобы не перепутали, не переменили. Это ведь детвора. За ними только гляди да гляди!

— Верно, верно, — поддержала мама и, дружески прощаясь с таким милым, приветливым старичком, подарила ему рубль: то ли за то, что я хорошо сдал экзамен, то ли за сохранность моих будущих галош и моего будущего форменного одеяния.

Выйдя на улицу, я с удовольствием оглянулся на массивное серое здание, в котором сегодня так счастливо решилась моя судьба, — оглянулся и прочитал вывеску над входом: «Реальное училище Воскресенского».

Значит, теперь я буду ходить в зеленой шинели и и форменной фуражке с кокардой. Вот здорово! И даже само здание, еще утром такое суровое, враждебное, теперь, в ярком солнечном свете, наоборот, показалось веселым и очень приветливым, будто само приглашало меня под свой гостеприимный кров.

«Итак, я — реалист! — как победный клич, пронеслось в голове. — Я реалист — ура!»

Прямо из училища мы отправились покупать мне форму.

«Скорее, скорее надеть длинные форменные брюки, серую гимнастерку с золотыми пуговицами и подпоясать ее черным лакированным поясом. Куй железо, пока горячо!»

Искоса поглядывая на маму, на ее то сияющее, то слегка озабоченное лицо, я отлично все угадывал и понимал. Теперь у мамы в душе борются два желания: одно — поскорее увидеть меня в форме, а другое — подождать покупать ее до осени. Во-первых, летом все равно некуда одевать, а во-вторых, за три летних месяца я сильно вытянусь и, чего доброго, к зиме вырасту из купленной теперь формы. Все эти мысли и сомнения, как в зеркале, отражались на мамином лице.

Поэтому я и торопился с покупкой. Не купим сегодня, сейчас же — к завтрему мама все спокойно обдумает, взвесит и, конечно, решит, что покупать форму теперь, к лету, просто безумие. Но сейчас, после моей победы, мама еще не опомнилась, сейчас, под горячую руку, она, наверное, купит. Нужно только спешить!

Прежде всего мы зашли в магазин головных уборов и купили мне форменную фуражку. Я надел ее и посмотрелся в зеркало. Какой ужас! Из овальной рамки на меня таращил глаза совсем незнакомый мальчишка. В новой фуражке с высоким околышем и небольшими полями лицо у меня казалось длинным, будто вытянутым. И голове было жестко, неудобно: виски, темя, лоб будто сдавили твердым обручем… То ли дело моя обмятая, обношенная кепочка…

Но я понимал, что в форменной одежде и в кепочке ходить нельзя. Что ж поделать: придется смириться, привыкать. К счастью, я тут же вспомнил смятые, похожие на блины фуражки знакомых гимназистов. Вспомнил, что ими можно и даже нужно стирать пыль с сапог, на них полагается сидеть, а во время прогулок ими зачерпывают воду из родника. Приятели рассказывали, что только после всех этих процедур ученическая форменная фуражка становится именно тем, чем и должна быть. У первоклашек, да у зубрил, да еще у маменькиных сынков она имеет непотребно аккуратный вид, а настоящему ученику в такой и ходить неприлично.