Шрифт:
– Я знаю и сожалею об этом, – неуклюже сказал Лахлан.
Изабо окинула его скептическим взглядом.
– Сожалеешь о чем? Что мои занятия были нерегулярными? Так это не твоя вина, хотя, разумеется, я с радостью свалю ее на тебя, если тебе так хочется!
Лахлан вспыхнул, сердито открыв рот, потом закрыл его, бросив на нее недовольный взгляд.
– Ну вот, я пытаюсь быть с тобой милым, а ты только и знаешь, как подначивать меня!
– Ох, прошу прощения, – мило улыбнулась Изабо. – Просто я не привыкла к твоим попыткам быть милым.
Лахлан стремительно обернулся, чуть взмахнув крыльями. Румянец на его щеках стал темнее.
– Изабо!
– Что?
Он сердито смотрел на нее некоторое время, потом принужденно рассмеялся.
– Да, это действительно так, и об этом я тоже сожалею. Я буду стараться лучше.
– Должно быть, это очень трудно, – сочувственно заметила Изабо. Он подозрительно посмотрел на нее, и она ухмыльнулась, сказав:
– Ну, я хочу сказать, быть милым. Это так тебе не свойственно.
Пока он разрывался между гневом и смехом, она уже убежала в холл, таща за собой Ольвинну и Оуэна. Буба летела за ней. Добежав до середины лестницы, она развернулась и крикнула:
– И, разумеется, я совершенно не такой человек, с которым легко быть милым.
Он не удержался от смеха, и она улыбнулась ему, прежде чем снова заняться близнецами.
На площадке наверху ее ждала Эльфрида.
– Я решила отвести тебе комнату поближе к ребятишкам, Изабо, они ведь захотят, чтобы ты была рядом.
– Спасибо, это очень предусмотрительно, – ответила Изабо, с огромным интересом оглядываясь по сторонам. Убранство дворца было очень богатым – ковры и гобелены превосходной работы, множество очень больших картин в роскошных рамах, чаши и вазы из тончайшего фарфора. Гербы в виде цветущего чертополоха были повсюду – вырезанные на дверях, выложенные на мозаичном полу, вышитые на бархатных подушках и на груди у каждого из сотен вышколенных слуг, бесшумно сновавших по коридорам. Они были даже расположены через равные промежутки на позолоченной балюстраде парадной лестницы.
– До чего же здорово снова оказаться дома, – сказала Эльфрида. – Странно, хотя я всю жизнь прожила в Тирсолере, а теперь еще и стала его банприоннса, я все еще думаю о Эрране как о доме. – Она застенчиво улыбнулась Изабо. – Думаю, что это первое место, где я была счастлива.
– Ты ведь выросла в Черной Башне, да? – спросила Изабо. – Да уж, думаю, это было не слишком счастливое место.
– Да, совсем не счастливое. Счастье не входило в число устремлений тирсолерцев. Меня били по рукам, если видели улыбающейся, и я даже боюсь думать, какое наказание меня ожидало бы за смех.
– Какой ужас!
– Да, это было не слишком приятно, в особенности учитывая, что я сама была всего лишь ребенком.
Они вошли в большую и светлую детскую, набитую всеми возможными игрушками, какие только мог пожелать шестилетний мальчик. Там был миниатюрный замок с двигающимся подъемным мостом и оловянные солдатики, одетые в эрранскую форму; мячи, кубики, сундук с костюмами для игр и деревянная лошадка размером с собственного пони Кукушонка. Ребятишки, восторженно завопив, бросились вперед и вскоре с головой погрузились в игру, а Эльфрида показала Изабо, где они будут спать. Для близнецов поставили кроватки в комнате, соседней с той, которую Доннкан должен был разделить с Нилом, а Бронвин отвели комнатку с другой стороны коридора, рядом с комнатой Изабо.
В кресле-качалке сидела старая болотница, усердно орудуя иглой. У нее была очень морщинистая кожа лиловато-черного цвета, с островками черного меха на голове и руках. Увидев вошедших Эльфриду и Изабо, она улыбнулась, продемонстрировав два маленьких острых клыка.
– Это Айя, – сказала Эльфрида. – Она была няней еще у Айена, когда он был мальчиком, и теперь вернулась, чтобы помогать нам присматривать за нашим собственным малышом.
– Как это замечательно, – тепло сказала Изабо болотнице. – Должно быть, тебе очень радостно видеть, как маленький Кукушонок растет таким веселым и счастливым.
Болотница кивнула.
– И-ан большой человек, Айя больше не нужна, Айя грустить, Айя уходить. Теперь у И-ана маленький человечек, Айя вернуться, Айя радоваться.
– Когда Айен был маленьким, Айя была единственной, кто был добр к нему и заботился о нем, – сказала Эльфрида, снова выведя Изабо в коридор. – Он очень ее любит. Из болотниц получаются отличные няни, они такие добрые и преданные.
– Пожалуй, мне придется одолжить у вас одну, – вздохнула Изабо. – Должна признаться, что мне тяжеловато приглядывать за четырьмя детьми и одновременно заниматься с Гвилимом и руководить целителями. В последнее время нам не очень везло с нянями.
Эльфрида кивнула, уловив в ее голосе горькую иронию.
– Тогда почему бы вам не взять юную Мору, внучку Айи? Она очень милая малышка, и очень сильная, несмотря на свой размер. Она умеет готовить и шить и уже несколько лет проработала здесь с Айей и своей матерью Файей, так что с детьми она управляться умеет.
C этими словами она открыла дверь в небольшую, но очень уютную спаленку, стены которой были задрапированы гобеленами с изображением плывущих по озеру лодок, над которыми летел клин малиновокрылых лебедей. Из широкого окна открывался вид на озеро.