– Ты прав. Не понимаю.

Райан остановился на пороге и, к моему удивлению, буквально вцепился обеими руками в косяки. На миг он понурил голову.

– Я промолчал у Джимми Коллинза, потому что эта скотина нуждалась в моем признании ради рейтингов. – Он развернулся и зашагал вдоль ванны – от душевой, выложенной ноздреватой плиткой под песчаник, до двери и снова обратно. – Тар, интимные подробности нашей личной жизни не подлежат публичному обсуждению. И я не позволю, чтобы кто-то на них наживался. Это наша жизнь и только наше дело.

Я быстро втянула воздух, когда он замер передо мной.

– Я занимаюсь кино. Этим я зарабатываю на хлеб. Если я иду на ток-шоу, то делаю это для разговора о моей работе и рекламы фильма. Там незачем выбалтывать секреты о нашей личной жизни.

– Но едва ли не вся твоя жизнь открыта для публики. Я всегда считала, что это радость, когда люди собираются пожениться.

Его жесткий взгляд смягчился, когда он взял мою левую руку в свои.

– Так оно и есть, это радость. Ты для меня все, Тарин, и никакой не секрет. – Ладонь Райана скользнула по моей щеке, касаясь далеко не только кожи. – Я просто не хочу вещать всему миру на ток-шоу о том, что для меня свято. Ты мой мир, милая. А не их. Они могут заполучить меня, но тебя не получат. – Он страдальчески нахмурился. – Я собирался петь другую песню, когда делал предложение. Все было расписано и должно было произойти частным порядком. Но дела пошли вразнос, и я не уложился по времени. – Райан пригладил волосы. – Черт, все решили, что я тебе изменил. Даже ты, Тарин. И я решил, что раз так… от меня потребуется широкий жест.

Я глубоко вздохнула, испытав угрызения совести, – да, я была в числе усомнившихся.

Райан пригнул голову, чтобы снова поймать мой взгляд.

– Я обезумел, обиделся и подумал тогда… – Он погладил меня по щеке. – Господи, я страшно боялся тебя потерять.

При воспоминании о подброшенном любовном письме и прискорбном путешествии во Флориду на мои глаза навернулись слезы раскаяния.

– Я и думала, что потеряла тебя.

Он мотнул головой в безмолвном «нет».

Я утерла глаза:

– Мне очень понравилась песня. Она была прекрасная. Безупречная. Я очень хочу услышать ее снова.

– Я написал ее в самолете, – улыбнулся Райан. – Хотел, чтобы ты поняла, как серьезно я настроен. Как хочу жить с тобой, Тарин. Когда я сказал, что это навеки, я не шутил. Вот в чем дело. Ты и есть моя жизнь. Но тот я, который стоял перед тобой на коленях тем вечером, и я, стоящий перед тобой сейчас, совсем не те же я, что под лучами прожекторов. – Он с силой прижал руку к сердцу. – Им достается оболочка, а не суть – она для тебя.

Боже! Он заглянул мне прямо в душу и говорил искренне! Я тоже положила руку ему на сердце.

– Ты знаешь, что я люблю тебя, Райан. Со всеми плюсами и минусами. Иногда я…

– Милая, мы пережили так много. – Его голос надломился, большой палец чиркнул по низу моего живота. – Есть вещи, о которых я не хочу говорить на людях, особенно по национальным телеканалам. Ты даришь мне покой, и это чувство лелеять мне, а не им.

– А я надеюсь, ты понимаешь, что я стараюсь разобраться в этих закулисных механизмах, поэтому не хотела заводить этот разговор. Я пыталась вникнуть во все сама, но просто не всегда понимаю доводы Марлы.

– Я тоже ее, бывает, не понимаю, но стараюсь доверять ее мнению. У нее есть свои причины охранять меня – то бишь нас. Она не хочет, чтобы я устраивал телесенсацию, хотя история уже известна. – Райан пожал плечами и заправил мне за ухо выбившуюся прядь. – К тому же не пройдет и часа, как узнают миллионы. В той же мере, в какой я хочу защитить тебя от безумия моей жизни, я понимаю и то, что не смогу делать это вечно. Поэтому сегодня вечером все изменится. Но на моих условиях.

Он ласково улыбнулся, водя пальцем по моим губам. Я облегченно вздохнула, но отпустило меня ненадолго. Через двадцать минут я смотрела, как он носится по спальне в исступленном поиске.

– Ты положил часы в кармашек кейса, – напомнила я, зная, что он ищет.

– Откуда ты?.. Спасибо. Не знаю, что и делал бы без тебя, – пробормотал Райан.

Я хотела сострить, но сдержалась. Он был чернее тучи еще с ланча, когда Триш обратила его внимание на злобные выпады в утренней прессе. Райан горячо заявил, что наезды его не волнуют, но было ясно, что это не так.

Вместо того чтобы сесть и расслабиться, он метался по номеру. Чем больше он мерил пространство шагами и чем ближе подходило время выхода, тем сильнее он возбуждался. Надел пиджак, тут же снял и моментально напялил опять. Затем похлопал себя по карманам, в сотый раз проверяя, взял ли мобильник.

Я укладывала помаду в вечернюю сумочку, когда Райан с силой выдохнул.

– Здесь и правда очень жарко? – спросил он, стараясь оттянуть ворот рубашки.

Я помотала головой. По мне, так в номере было прохладно.

Он вытер пот со лба и выглядел в этот момент очень бледным.

– Потею, как не знаю кто.

Я подумала, что дело, похоже, отнюдь не в жаре.

– Тебе нездоровится?

– Немножко. Вообще-то, у меня чуть кружится голова. Черт, да здесь просто жара.

Дыхание Райана сделалось тяжелым, лицо совсем побелело.