— Тебе же вроде не перед кем отчитываться? — подмигнул Сбоев.

— Уже есть перед кем…

Примерно в два тридцать сотрудники ФСБ прибыли на Татар-базар и едва ли не полчаса искали нужный дом. Когда они ворвались в него — там уже никого не было…

Ночью Удмуртская была полупустой: любителей погонять на японском мотаке как ветром сдуло. Пробирались в основном дворами, благо знали их, а все дворы перекрыть было невозможно. Поставили машины. Надо было сменить — но возможности не было. Ночь не принесла облегчения, было душно как перед грозой. Где-то на горизонте — сверкало…

В Миндале на Удмуртской 212, круглосуточном элитном магазине — закупились жрачкой, банками Ред Булл, от которых жгло в желудке, парой пузырей… не с водкой, а с лимонным тоником Швеппс… хорошо голову освежает. С этим со всем — завалились на конспиративную квартиру, она была совсем рядом, от нее можно было проскочить на Удмуртскую, Карла Маркса, дворами на Пушкинскую и на Ленина — основные улицы города. Хорошая квартира, в общем…

Завалились спать. Сил — не было совсем.

Утром, в девять — раздался стук. Кто проснулся, кто нет — реально устали…

— По Куршевелю [21] жить не получается… — выругался Котов, доставая ружье.

Скворец — тяжело протопал в прихожую, лязгнул замком.

— Э, ты чего…

— Башлыков…

— А если нет?

— Тогда хоть отдохнем в изоляторе по-человечески. Благо до Базисной тут недалеко.

Но это и в самом деле был Башлыков. Смурной, в каком-то спортивном костюме, с ноутом подмышкой. Под глазами мешки как у подгулявшей бабы.

— Смотались…

Скворец кивнул.

— Ну, заходи, что ли… Только тихо, не топай как слон…

Башлыков не разуваясь — никто не разувался, если что бежать проще — прошел на небольшую кухоньку. В окне — серая громада дома напротив, утро. Ранее летнее утро две тысячи пятнадцатого года…

— Что нашли?

— Ни хрена толкового.

— Я кое-что нашел. Вскрыл почту. Куча писем, в одном фотография…

— Покажи…

В тесную кухню протиснулся Котов с мокрой головой и банкой Ред Булла. Протянул руку, открыл окно.

— Что тут у вас. О…

На экране ноутбука была фотография.

— Знаешь, где это?

— Как не знать. Уфа, автовокзал. На заднем плане река Белая где Чапай утонул. Тут многие на память снимаются, панорама — во!

— Туда автобус из Ижевска ходит?

— И туда и оттуда.

— Башкирия значит.

— Туда лучше не соваться — сказал Башлыков.

— Почему?

— Чревато. Как и к татарам.

— Уже сунулись…

Дорога из Ижевска на Уфу кружная, прямой нет — идет через Пермский край, через Чайковский — город у плотины, где родился и жил великий русский композитор. Потом — она петляет по городам и весям, идет через Пермский край, через заброшенные, пришедшие в запустение русские поселки, через лес и через небольшие городки, идет мимо места, где приземлились первые собаки, побывавшие в Космосе, идет дальше. Потом — она идет уже по Башкирии с ее бескрайними просторами и плакатами, а то и обелисками с высказываниями отца нации Муртазы Губайдулловича Рахимова. Сам Муртаза Губайдуллович давно уже не президент — но разрушить в данном случае намного сложнее чем построить — и они по-прежнему стоят, указывая башкирам путь в светлое будущее. Башкирия от Пермского края отличается лесостепями в отличие от глухих русских лесов, хорошими дорогами более ухоженными населенными пунктами. Здесь уже почти все — из кирпича, из добротного красного кирпича — в то время как в Пермском крае многие дома бревенчатые и обшиты потемневшим от времени тесом. Почему так — никто не знает…

Взяв с собой двоих — наиболее сообразительных — Скворец рванул в Уфу. Никого не предупреждая… он имел связи среди русских организаций там, каждое действие вызывает противодействие и в Уфе русские организации были и в немалом количестве… когда слышишь на улице, как будут резать русских — только дурак будет сидеть на попе ровно и ждать этого. Потому люди были… а Скворец торопился, потому что знал: одно из двух. Либо точно такой же теракт произойдет в Уфе. Либо — организатор террора уйдет через Уфу, потом, наверное, через Казахстан и — ищи-свищи.

Ни то ни другое Скворца не устраивало.

Сидя в неприятно пахнущем искусственной кожей кресле китайского туристического автобуса, Скворец мрачно размышлял. Он не был наивным и мог кое-что оценить и сделать выводы. Он ненавидел в душе государство, ненавидел россиянскую власть, слабую, глупую, продажную, сиюминутную, равнодушную — и не понимал, почему на Центральном совете было принято решение не вступать в конфликт с властями, решать свои задачи, собирать силы, обучать людей, копить оружие — и при этом поддерживать государственность до тех пор, пока это возможно. Он бы счел это предательством — если бы не знал тех людей, которые приняли это решение. Предателями они не были, они не раз стояли за Россию и за русских с оружием в руках, они принимали летевшие в Россию пули — и тем самым они отличались от досужих «интернет-мыслителей», которым что водка, что пулемет — все одно с ног валит. Тем удивительнее было решение, которое приняли после долгих споров и с минимальным перевесом. Но — приняли.