Хорошо думается на бегу, после пары километров организм втягивается, ноги толкают планету, лёгкие втягивают и выдыхают воздух, все само, голове только и остаётся, что мысли всякие обтачивать потихоньку, кислород — то в усиленном режиме поступает!

«Прибегу, из рыбки строганинку забабахаем. Старик ловко строганину делает, рыбная стружка из-под ножа выходит тоненькая, сама на языке тает. Объеденье. С травками, с ягодой, идёт за милую душу. Шаман ещё и с жиром её смешивает, но он всё с жиром мешает, европеец от такой диеты сдох бы давно, а ему такая пища в самый раз. Его предки столетиями так кормились.

— Кто жирный кусок ест, никогда не мёрзнет! — и наворачивает что олений, что тюлений, аж за ушами трещит. Жирные руки о щёки вытрет:

— Чтобы не поморозить. Ты в бане жир смываешь, потому щёки облезли, и нос тоже, а мою шкуру мороз не берёт, потому что жирная.

Потом чаем сверху зальёт, рот сеном вытрет, и спать заляжет. Смех смехом, а Шишагов теперь лицо и руки топлёным гусиным жиром мажет. И давно не обмораживался.

Машка, почуявшая возвращение своего человека, вылетела встречать, потом вспомнила, что у неё лапа болит, стала прихрамывать. Роман, не останавливаясь, добежал до яранги, свалил мороженую рыбину на нарты, сбросил снегоступы и нырнул в жилище. Хромающая Маха ввалилась следом, и Шишагов не удержался от смеха:

— Симулянтка, кончай придуриваться, ты левую лапу ушибла, а хромаешь на правую. Опять перепутала!

Но Машка смущаться не стала, полезла обниматься.

— Подожди, дай разденусь сначала — Рома оттолкнул её, и стал сбрасывать меховые одёжки, в яранге после бега его пробило на пот. Из полога высунулся шаман, одобрительно смотрел, как в свете жирника под лоснящейся кожей ученика играют мускулы.

— Совсем на настоящего человека стал похож, только цвет неправильный. И грязный.

— Я грязный? — возмущённо обернулся Роман.

— Ну не я же, моешься всё время, конечно грязный. И ленивый, чесаться не хочешь. А моя грязь сама отваливается, потому и чистый. И пахну, как человек, а от тебя веником несёт, Хозяин льдов придёт, есть не станет, он траву не ест.

— Видишь, какая ещё польза от бани! Как увидишь Хозяина, беги париться быстрей, целей будешь!

— Без толку, вареное мясо он тоже ест. А веником потереться я и сырой могу.

Дед, не одеваясь, влез на улицу, и вернулся с замороженной рыбиной в руках. Шуганул Маху, чтобы под руками не вертелась, вспорол рыбье брюхо, выломал из полости молоки и внутренности, бросил к входу:

— Иди, грызи, мешаешь только!

После перекуса шаман завалился спать, а Роман снова засел под жирником с большим куском мыльного камня, в котором ковырялся всякими острыми предметами, пытаясь сделать форму на половинку примитивных клещей. Дело двигалось медленно, деревянный шаблон ещё и наполовину не входил в заготовку.

***

«На огне стоит котелок,

В котелок насыпан песок,

Он с камнями, не просто так.

С котелком долбится дурак.

Не уймётся дурень никак»

Чёрт знает, в который раз повторяя про себя незамысловатый стишок, Роман удар за ударом поочерёдно вбивает пальцы в разогретый песок, смешанный с мелким щебнем. Впрочем, сначала содержимое котла было сухим, мелким и без камней. Потом шаман, похвалив ученика за достигнутые успехи, песок намочил. Затем поставил котёл на огонь, после чего стал добавлять в смесь каменную крошку. Ученик сбивал ногти, обдирал кожу на подушечках пальцев, но продолжал положенное время отрабатывать удары в горячую влажную массу. Рука входит уже до середины ладони. А день только начался, впереди ещё работа с внутренней силой, с оружием, причём дед практикует ежедневную смену предмета убийства, только тренировки с луком не имеют альтернативы. Посох, копьё, нож и короткая дубинка сменяют друг друга по понятной только самому Каменному Медведю системе. Потом еда, перерыв и новая порция нагрузки. Шаман бросает в Рому всякие увесистые предметы и колет острыми, а Роман уклоняется или пытается отбить. Процесс уже дошёл до обстрела тупыми стрелами из старого Роминого лука.

— Не повезло тебе, лентяй — ворчит старик — Положено, чтобы несколько человек в ученика стреляли, но я на несколько стрелков никак не разделюсь. Останешься недоучкой!

Потом забег, и только после него тренировки заканчиваются. Начинается работа: рубка дров, обработка шкур, и самое любимое — сшивание из нескольких моржовых шкур, которые раскроил шаман, оболочки для байдары. Каркас для лодки уже связан и хранится на специальных вешалах, укрытый от непогоды всё теми же шкурами. Этого добра, хвала богам, в стойбище нашлось достаточно. Материал на байдару старик снял с одной из яранг, стараясь выбирать те шкуры, которые лежали ближе к дымоходу, взамен настелил более — менее свежие. Хоть прокопченная шкура слегка мягче сырой, сшивание толстой и жёсткой кожи то ещё удовольствие, а необходимость делать «закрытый шов», как назвал его дедушка, делало задачу вдвое сложнее.

— Ничего, лучше зимой дольше шить, чем потом в море оказаться в байдаре без дна! — утверждал главный корабел стойбища, и в этом Роман с ним полностью соглашался.

Работу сильно облегчило стальное шило Шишагова, в сильных мужских руках без особого усилия протыкавшее два- три слоя кожи сразу.

В свободное время Роман менял подошвы на своих торбазах, таскал на нарте мешки с углём, тесал каменную наковальню, вырезал формы для литья, соорудил меха и горн. Медленно, зато на совесть. Заведённый распорядок менялся только тогда, когда Каменный Медведь назначал тюленью охоту. Решение деда совсем не зависело от наличия или отсутствия запасов жира.