Шрифт:
– Прощайте, – тихо ответила она, уже ему в спину.
Он удалялся от нее по улице, и она вдруг поняла, что вот он снова уедет – туда, где люди убивают друг друга, где он в любое время может погибнуть! И они так сухо простились…
Она побежала назад, чтобы догнать Вознесенского и сказать что-нибудь хорошее… Сказать, что она будет ждать его возвращения или что-нибудь еще…
Но он шел быстро, а ей мешал подол платья, в которое она так некстати вырядилась. Она была на углу торговой площади, когда Вознесенский остановился у калитки Клавдии Куракиной. Клавдия сама его окликнула, Соня видела. Эта Клавдия жила одна, была молодой вдовой и репутацию имела нехорошую. Соня даже не могла предположить, о чем можно разговаривать с этой Клавдией. Вдова улыбалась, что-то говорила, а потом положила руку на погон офицеру и склонила голову набок, в глаза заглядывая. Соня решила не приближаться, а подождать Володю на углу. Сейчас он повернется и… Но Володя открыл калитку и вошел. И пошел за Клавдией. И вошел в дом, закрыв за собой дверь. А Соня битый час простояла на углу торговой площади, дожидаясь своего возлюбленного. Но так и не дождалась. А на другой день он уехал.
Это был удар для Сони. Сначала она не хотела рассказывать подруге то, что видела, но потом все же рассказала. Маша стала уверять, что к Куракиной ходят все, что это случайная связь… Но Володя Вознесенский и порочное слово «связь» не могли стать в один ряд в голове влюбленной Сонечки Кругловой. Всю осень она страдала, решив забыть навсегда свою первую любовь, но к зиме не выдержала – очень уж захотелось простить Владимира и дать ему еще один шанс.
Когда Вознесенские собирали посылку для старшего сына, она непременно передавала что-нибудь от себя. Вот и на этот раз, закончив рукавицы, Сонечка собралась и отправилась к подруге. Под валенками поскрипывал снежок, от дыхания валил пар. Она почти бежала, прижимая к груди сверток с подарком. Сонечка любила такие морозные зимние дни, в которые приятно зайти в протопленный дом, отряхнуть веником снег с валенок и ждать, когда тепло окутает тебя, заставит гореть щеки… Когда на окнах тяжелые синие узоры и по вечерам их подкрашивает розовым, так приятно сидеть с подружкой у теплой печки и шептаться о любви!
Сонечка отряхнула снег с валенок и толкнула дверь в сени. Привычный запах дома – смесь ладана, воска и свежей сдобы встретил ее на пороге. Но сегодня в этот запах вмешивалось что-то еще, и Сонечка не сразу поняла – что?
– Идем ко мне, – шепотом позвала Маша и повела подругу мимо прикрытой занавесками двери горницы в свою комнатку. – Мама только что уснула. Всю ночь не спала, расстроилась вчера.
Тут только Сонечка догадалась – пахнет лекарством – сердечными каплями.
– Из-за Алексея? Так и нет письма?
Маша закрыла за собой дверь и подошла к столу, на котором лежали собранные для посылки вещи.
– Нет писем от Алешки. Но мы ждем, и я уверена была…
– Такое бывает! – горячо поддержала Сонечка. – Возможно, ранен, в госпитале, или же письмо затерялось…
– Мы тоже так думали до вчерашнего дня. Но вчера мы получили бумагу… официальную бумагу, Софи. Алексей считается пропавшим без вести.
– О Боже!
Соня порывисто обняла подругу и с готовностью всплакнула вместе с той, но втайне облегченно вздохнула: не Владимир! И горе, совершенно искреннее горе, перевитое с тайной радостью, неприятно разлилось в душе.
– Он найдется, Мари. Будем молиться. Помнишь, как мы маленькие были и молились перед экзаменом?
– Да, да, мы все молимся, но ведь испытания… Если это нам испытания, Софи? Боюсь, мама не выдержит. Трое сейчас там.
– От Владимира… было письмо?
Сонечка вновь втайне порадовалась, что разговор так удачно перешел на Владимира. Она уже забыла то злополучное расставание и теперь вновь искренне верила, что новая встреча неизбежно и счастливо соединит их.
– От Володи… да. Хочешь прочесть?
– Конечно! Вот… я ему связала. Посмотри, ничего?
– Думаю, он будет доволен.
Соня с жадностью принялась читать.
Володя писал о войне бодро, легким слогом. Он описывал походный марш, которым полк его переправлялся из одного пункта в другой.
Впереди на конях: командир полка, штабные офицеры, старший врач. За ними – наша команда музыкантов – пешая. Дальше – батальоны: первый, второй и т. д. Оглянешься – и не видишь конца густым, широким массам солдат. Идем 45 минут, затем 5 или 10 отдых. Солдаты сидят или лежат на тех местах, где остановились. Мы спешиваемся, разминаем ноги. Слышится команда «Подъем!». Все строятся и идут дальше. Во время движения, когда чувствуется, что солдаты начинают уставать, командир полка дает знак – играть музыке. Сразу начинается громко наш походный марш. Громкие звуки музыки покрывают все другие, они захватывают, вливают бодрость в уставшее тело. В душевном подъеме возникает готовность все преодолеть. Только здесь, на фронте, я ощутил по-настоящему, какое значение имеет в армии музыка.
– Что же он ничего о себе не пишет? – огорченно спросила Соня.
– Ты знаешь, Софи, мне кажется, Володя пишет только хорошее, чтобы не огорчать родителей. Он их всячески подбадривает, знает, что им тяжело. Другое дело – Артем. Тот работает в госпитале, он волей-неволей касается ужасного. Вот недавно обмолвился – «участились случаи самострелов среди солдат».
– Самострелов?
– Это когда солдат отстреливает сам себе пальцы на руке, чтобы не воевать.
– Кошмар!
– Мы можем только догадываться, что им приходится испытывать там…
– Мари… знаешь, я хочу тебе признаться в одной вещи. – Софи оглянулась на дверь, Маша придвинулась ближе к подруге. – Я долго думала о том, что сейчас война и все они… солдаты, офицеры… Все они испытывают лишения, а мы сидим здесь…
– Я понимаю, о чем ты, – подхватила Маша. – Но что мы можем? Ведь не можем мы с тобой отправиться воевать?
Соня вздохнула:
– Конечно, воевать нас не возьмут. Но я читала в газетке, в Петербурге открыли курсы сестер милосердия. Я бы смогла! Если бы только отец…