— Зря, надо было с собой забрать и на свалке выкинуть, — заметил энкавэдэшник.

Он уже отволок тело в сарай и сейчас яростно рыл снег неизвестно каким чудом взявшейся лопатой, хороня кровавые следы. Вдвоем они быстро прибрались на месте преступления. В последний раз придирчиво окинув взглядом тропинку и сарайчик, Степан Анатольевич хлопнул Владимира по плечу.

— Пошли, курсант, не ровен час, какого-нибудь придурка сюда занесет.

— А вы как здесь оказались? — это были первые слова, произнесенные Владимиром с момента появления дяди Степы и до того времени, как вдвоем они пересекли овраг и сейчас неторопливым шагом двигались по улице Ильича по направлению к горкому.

— Следил я за бывшим коллегой, — сплюнул сквозь зубы дядя Степа, умудрившись вложить в слово «коллега» неповторимый коктейль из ненависти и презрения. — Сам, если честно, хотел козла под статью подвести. Тут, гляжу, один юноша на тропе индейскую засаду устроил.

— Вы все видели?

— Не все, но вполне можно было понять, зачем ты в сарае два часа сидел. Я только не знал, как ты его порешить собрался: ножом или из ствола. А задумка с подушкой хорошая. Я бы не догадался. — энкавэдэшник одобряюще подмигнул Владимиру: — Да ты не робей. Все правильно сделал. Когда в часть возвращаешься?

— Завтра в 10.20 поезд отходит.

— Молодец, все подгадал и рассчитал. Если бы в летное не поступил, тебе прямая дорога была в войска НКВД, а затем в нашу школу. Я тебя еще с отрочества приглядел, рекомендацию написал куда надо.

— Спасибо, дядя Степа.

— Не за что. Не прошло твое дело или отложили в дальний ящик. Я не знаю. В одном только уверен — наш ты человек, и если что, всегда обращайся. Поможем.

На этом разговор закончился. Ливанов и Степан Анатольевич расстались на пересечении Коммунаров с Семичастной улицей. На следующий день Владимир уехал в Оренбург. Отпуск закончился. Вернется ли он еще раз в родной город, курсант Ливанов тогда не знал, в одном только был уверен — он все сделал правильно. Жалости к убитому Назмиеву и тем более раскаяния Владимир не испытывал. А разговор с дядей Степой его окончательно успокоил, не найдут ничего. И искать не будут, во всяком случае, курсанта Ливанова.

Ввиду надвигающегося с Атлантики грозового фронта, советские и немецкие ВВС работали на пределе своих возможностей. Казалось, командование решило авансом компенсировать вынужденную паузу и нанести англичанам такой удар, чтоб те не успели прийти в себя и оправиться от массированных бомбежек.

Полк Овсянникова работал наравне со всеми. Напряжение жуткое. Вся ночь и половина следующего дня прошли в непрерывных боях над южной Англией и Уэльсом. Экипажи советских бомбардировщиков еле держались, перед третьим вылетом люди спали прямо в кабинах самолетов, пока механики и оружейники готовили машины.

Не спавший всю ночь, работавший, как проклятый, полковник Овсянников сам повел полк на задание. Построение прямо у стоянок, короткие распоряжения, координаты цели, характерные особенности местности, рекомендуемое время выхода на боевой курс. Последнее задание, звонивший утром на КП командир корпуса не приказывал, он только попросил ребят не подвести и разбомбить английский военный лагерь под Суиндоном.

Пошли. Два с половиной десятка бомбардировщиков вырулили на взлетную полосу и поднялись в небо вслед за «ДБ-ЗФ» командира полка. Именно столько из числившихся в полку 43 самолетов были исправны. Остальные машины стоят у ангаров и ремонтных мастерских, ждут своей очереди на ремонт. Полк опять сократился до двух эскадрилий.

К счастью, англичанам в этот день было не до советских бомбардировщиков. Завязавшееся на заре сражение буквально всасывало в себя истребители противоборствующих сторон. Эскадрильи и отдельные самолеты набрасывались друг на друга с остервенением. Над всей полосой прибрежной зоны и в глубь территории, вплоть до Бирмингема, небо буквально горело и швыряло на землю горящие самолеты.

Накал сражения был таков, что у англичан уже не оставалось сил идти на перехват плотных построений дальних бомбардировщиков, уверенно прущих в сопровождении свежих истребительных эскадрилий. Весь полет до цели и обратно прошел спокойно, Овсянникову приходилось только заранее менять курс, обходя по дуге районы истребительных схваток. Эскорт в составе трех десятков «эмилей» одним своим видом охлаждал головы летчиков встречавшихся по пути английских истребителей и заставлял их вежливо уступать дорогу бомбардировочному полку.

На обратном пути эскорт проводил подопечных до береговой черты и повернул назад. Бензин в баках истребителей еще оставался, боекомплект полон, а над Англией погибают товарищи. Командир истребительной группы просто не мог поступить иначе. Как он объяснил по рации полковнику Овсянникову: «Вас довел. Пойду выводить остальных». Надо ли говорить, что Иван Маркович не возражал против такого решения? Он тоже не мог иначе.

Сразу после приземления Владимир Ливанов медленно расстегнул ремни и открыл фонарь кабины. В лицо ударил свежий, ласковый, приятно холодящий кожу ветерок. Работа на сегодня закончилась. Вылезать из кабины и спускаться на землю не хотелось. Вот так бы и сидеть до обеда, глядеть на плывущие по небу облака и тупо улыбаться небесной синеве, здесь же в кабине и уснуть. Немудреное желание смертельно уставшего человека.

Нет, не дадут спокойно отдохнуть. Слышен скрежет лестницы по обшивке. В стенках кабины отдается мелкая дрожь. Вскоре над головой Владимира появляется улыбающаяся чумазая физиономия комвзвода Паршина.

— Как там Англия, товарищ капитан? — интересуется механик, протягивая летчику руку.

— Англия пока стоит. Что с ней сделается? Это же остров, — шутит Ливанов. Через полминуты до Владимира доходит, что его назвали не старшим лейтенантом.

— Поздравляю, товарищ капитан.

— А остальных?