Диггеру собирался ответить Шаман, но тут вперед вышел Толик. На этот раз превращение в гэмэчела было не постепенным. Дверь в иное измерение распахнулась, и непреодолимая сила втолкнула Томского в мир, где все плавало в кроваво-красном тумане.

— Ты хочешь, чтобы мы сами повесили своего товарища, отрубили у него руки и передали тебе? — сдернув с плеча автомат, Толик приблизился к решетке. — Я правильно тебя понял, Диггер?

— Правильнее не бывает, — безумец почувствовал исходящую от Толика угрозу и попятился. — Опусти, оружие! Не делай глупостей!

— Толян! — Аршинов бросился к Томскому, схватил его за плечо, пытаясь оттащить от решетки. — Он прав: не делай глупостей!

Толик обернулся. Со стороны казалось, что он просто взмахнул рукой, однако дюжий прапор отлетел к стене и врезался в нее с такой силой, что сразу выбыл из игры. Не в силах встать, он сидел, вытаращив на Томского глаза. Шестера отбежала в угол и уже оттуда яростно зашипела.

— Толян? Какой еще Толян? Сейчас его здесь нет, — палец Томского лег на курок «калаша». — Зовите меня Желтым!

Диггер понял, что сейчас произойдет, и лицо его перекосилось от ужаса. Продолжая пятиться, он погрозил Томскому пальцем:

— Не смей этого делать! Если я пожалуюсь Мистеру Неваляшке…

Толик стоял в узком, длинном коридоре. Стены его и сводчатый, полукруглый потолок были сложены из красного кирпича. Красным не столько по своей природе, сколько из-за того, что на каждом кирпиче выступали капли крови. Они собирались в ручейки, стекали на земляной пол. Он шел под уклон. В дальнем конце туннеля стоял Диггер. Уже не такой самодовольный, как раньше. Искр сумасшествия, плясавших в его единственном глазу, стало меньше. Страх смерти вытеснил болезнь.

— А карлик, значит, не в счет?! Может, все-таки согласишься взять карликами?

Голос Томского подхватило эхо. Отразившись от стен, звук многократно усилился. Диггер зажал руками уши. Кровавая река, берущая свое начало у ног Анатолия, заполняла туннель. Диггер завопил. Толик засмеялся. Не от того, что одноглазый поедатель крыс захлебывался в крови. Его развеселил вид собственных рук. На них были желтые перчатки…

Длинный коридор, выстроенный из сочащегося кровью кирпича, утонул во мраке. В ноздри ударил запах пороховых газов. Когда свет начал понемногу возвращаться, Томский с беспокойством взглянул на свои руки. Никаких перчаток. Самая обычная кожа. Пальцы почему-то сжимали прутья решетки. Томский с трудом оторвал их, попятился и наступил на что-то твердое и продолговатое. Автомат. Его автомат. Почему он валяется на полу?

— Проклятье! Что он натворил!

Толик поднял глаза. Шаман и Вездеход смотрели на него со смесью удивления и ужаса в глазах, а прапор вел себя совсем уж странно: пригнувшись и растопырив руки, он приближался к Томскому мелким шажками.

— Толян, а Толян… Ты упокоился?

— Я спокоен. А в чем дело?

Аршинов выпрямлялся.

— В чем дело, спрашиваешь? В тебе, дружище. Опять память отшибло?

— Хватит, Лёха…

Томский вдруг понял, что должен повернуться и посмотреть в коридор за решеткой. Он так и сделал. Диггер лежал, скорчившись, как младенец в утробе. Вокруг него растеклась лужа, крови.

— Это я его так?

— А кто ж еще? — неприязненно буркнул Аршинов. — Ну, Диггер — это понятно, сука еще та. Меня-то за что? А ведь врезал — мама не горюй. От души!

— Это не он, — тихо, но веско произнес Шаман. — Не он ударил тебя и убил Диггера.

— Как… Как не он? У меня глаза пока еще на месте.

— Эх, тут все просто и очень сложно одновременно, Алексей. Думаю, тебе надо знать. Он болен. В медицине это называют раздвоением личности. В нем сейчас два человека — Томский, которого ты привык видеть, и… другой. Порождение сыворотки Корбута. Сильный и беспощадный убийца. Он стремится к полному контролю, вытесняет настоящего Томского. Когда это произойдет, Томский перестанет быть собой…

Толя опустил глаза. Шаман сформулировал его проблему в двух словах. Вот только не раздвоение, а скорее расслоение. Подозрение, что в мире его разума есть кто-то еще, зародилось после слов Желтого о посторонних и укрепилось после того, как он услышал голос, призывающий к спокойствию. Значит, существует и третий. И он не на стороне Желтого.

Толик услышал, что Шаман и Аршинов продолжают вполголоса разговаривать на самую актуальную тему дня — «болезнь Томского». Так, словно самого больного и не было рядом. Хорошенькие дела! Он, конечно, наворотил кучу дел, но еще не отчислен из команды. Кто дал им право перешептываться в сторонке?