Эвелиса Уонер определенно была пьяна, и я едва заметно наморщил нос, почувствовав новую волну запаха перегара.

– Оно возобновлено, – соврал я. Хотя это была не совсем ложь. Я его, правда, возобновил, но не официально.

– Да мне фиолетово, - отозвалась Уонер. – Я ничего не знаю. Я еще тогда, шесть лет назад, сказала вам, что я ничего не знаю! Отвалите от меня.

– Ну а что вы думаете по этому делу? – спросил я.

– Я думаю, что Сатти разорвало на кусочки…ик... а кусочки расщепило в пыль… Ик… надо выпить за нее сегодня…

– Но подтверждения этого отсутствуют, - возразил я.

– Да мне фиолетово! Эпиц-сцентр взрыва, вот где она была, к черту подтверждения! Убирайтесь вон, легавые! Как вы все меня достали… - Уонер сделала пару шагов ко мне и стала молотить кулачками мне в грудь.

– Приятного дня, – буркнул я и поспешил убраться из этого злачного района.

На работу я вернулся ни с чем. Рассчитывал опросить нормальную свидетельницу, а разговаривал с пьяной малолеткой, одетой как проститутка. Я невольно снова представил, как выглядела Уонер, и поежился. Похоже, у меня нет зацепок. Нужно будет попробовать разобраться во втором деле. Но только уже не сегодня… Разговор с Уонер отбил у меня всю охоту заниматься этими делами.

– Ну и как успехи? – спросила Сара, когда я зашел в кабинет. Меня аж передернуло. Неужели, она знает, где я был и что спрятано у меня в нижнем ящике стола. – Эй, расслабься, я имею в виду, удачно ли прошло то, ради чего ты отлучался.

– А-а… Нет. Неудачно, – растерянно ответил я.

Из штаб-квартиры отдела я вышел не в настроении. Ни работа, ни моё тайное расследование не продвинулись ни на шаг. И на следующий день я перечитал оба дела, но в голову ничего не приходило. Я убивал все свое время на тайное расследование, вместо того чтобы заняться работой.

Так что день прошел зря.

Вечером, в восьмом часу, я покинул отдел, и настроение мое с вчера не изменилось. Садясь в машину, я почувствовал импульс в пальце. Опять голограф. Но на этот раз импульс был не такой, как когда звонят – пришло сообщение. Я включил экран голографа и прочел:

«Мистер Деклак Талли, если вы хотите узнать больше, приезжайте в кофейню «Милада» на углу Фиакровой и Переулка им. Далласа. Б.Ф.

P. S. Если вы не избавите себя от множества проблем. Выбирайте».

Номер, конечно, засекречен.

Да что за неделя-то такая?! Очередная анонимка. Что-то мне подсказывало, что это сообщение отправила не та женщина, что мне звонила, а кто-то дугой. Если тот аноним был, или точнее была, недругом, то этот, скорее, доброжелатель.

Я завел мотор и поехал к кофейне «Милада». О да, я прекрасно знал, где она находилась. Я не был там с тех пор, как развелся с Риной. Мы любили ходить сюда, и вид этого заведения причинял мне боль, вгоняя в горькую ностальгию.

Конечно, это могла быть ловушка, но я не устоял перед соблазном прояснить что-то новое. Даже если это ловушка… Мой взгляд опустился на кобуру, пристегнутую к ремню брюк, где покоился служебный пистолет.

Я вышел из машины, припарковав ее на стоянке возле кофейни. Заведение находилось на крыше одного из небоскребов, не такого высокого, как здания в центре, но все же оправдывающего свое право называться небоскребом.

Уютная кофейня. Я вошел внутрь, прошел мимо охранника, стоявшего на входе, и окунулся в мягкий тускловатый свет помещения. Всюду стоял запах кофе, корицы, каких-то других пряностей и пирожных. Здесь восхитительные пирожные. Рине нравились карамельно-шоколадные…

Народу в кофейне было много, а свободных столиков мало. Я занял столик в самом углу помещения, у окна, и уставился через стекло на улицу. Там темнело, и я отчетливо видел в нем собственное отражение, и отражение декоративных фонариков, стоящих на каждом столике и излучающих оранжевый свет. Мимо кофейни проносились, сверкая фарами, машины: город постепенно погружался в ночь. Перестав фокусировать взгляд на том, что происходит снаружи, я присмотрелся к своему отражению. Блестящие усталые глаза, всклокоченные короткие волосы, помятые брюки и старый свитер с высоким горлом. Впервые оно мне показалось жалким. Конечно, после ухода Рины, я часто чувствовал себя жалким, но отражение мое этого не выдавало. В ту же секунду мне захотелось разбить стекло. Да, наверное, Сара права – я стал ипохондриком…