Шрифт:
Заканчивая курултай, сеид против своей совести предложил: ханом возгласить Утемыш-Гирея; царством править ханше Сумбеке и избранному совету во главе с уланом Кощаком; Москве сопротивляться всеми силами.
Большинство собравшихся приняло эти решения с громкими возгласами одобрения.
Музафар-мулла был мрачен: он не знал, радоваться ли ему, что отец спасся от гибели, или горевать о том, что высокий сан первосвященника и на этот раз ускользнул от него.
Оказавшийся возле Музафара управитель Джафар-мирза, точно подслушав мысли юноши, шепнул с коварной насмешкой на безобразном, рябом лице:
– Не печалься, эфенди, твое от тебя не уйдет!
Музафар с изумлением посмотрел на горбуна, а тот исчез в толпе.
Утром следующего дня глашатаи объявили народу о кончине Сафа-Гирея.
Перед ханским дворцом собралась многотысячная толпа. После шума, ссор и драк верх взяли гиреевцы. Ханом был провозглашен младенец Утемыш, правительницей – Сумбека.
Сафа-Гирею устроили торжественные похороны.
Улан Кощак послал гонцов с письмом в Крым и к турецкому султану, просил совета и помощи. Письма попали в Москву: гонцов перехватили русские казаки. Смущенный Кощак и советники, желая оттянуть время и лучше подготовиться к борьбе, отправили Ивану Васильевичу мирную грамоту. Царь не поверил татарам: они легко давали обещания и не стеснялись нарушать их. Они и перед этим порвали договор с Москвой: не выбирать хана без царского согласия.
Московская рать выступила во второй поход против вероломной Казани 24 ноября 1549 шда.
Глава XV
Второй поход
У жен Кулшерифа появилась новая прислужница; звали ее Хатыча. Бойкая баба никого не боялась, по-русски говорила, как по-татарски.
Хатыча оказалась искусной сплетницей. На женской половине, где обитательницы изнывали от безделья, Хатыча чувствовала себя прекрасно: сплетничала, подслушивала, ссорила и мирила, получая подарки за услуги.
Старый Никита привлек особенное внимание любопытной Хатычи. Она пыталась подольститься к нему, но без успеха.
Тогда она принялась за Дуню. Хатыча сумела приворожить неопытную девушку. Выведала историю Булата, узнала, что он искусный зодчий, что не раз возводил в городах крепостные стены.
Простодушная девушка, думая сделать деду приятное, восхваляла его знания и способности. Хатыча изливалась в похвалах.
Открытие Хатычи имело неожиданные последствия.
С Никитой вдруг заговорил управитель, который до того не замечал старика.
– Здравствуй, уста! [125] – начал он с коварной улыбкой на изуродованном оспой лице.
– Какой я уста! – возразил Булат.
– Э-э, теперь знаем! Скрывал, что ты уста-баши, большой мастер, строитель. Нехорошо делал, старик, очень нехорошо! Садовник сделался. Какой ты садовник, когда ты зодчий!
«Это проклятая Хатыча сведала у Дуни и меня выдала!» – подумал Никита. Вслух же сказал:
– Зачем мне говорить?
– Ты хитрый старик! – Косые глаза горбуна смотрели на Булата злобно. – Молчал – боялся, наверно, что заставим мечети строить? А вот не укрылся от нас, уста!
125
Уста (татарск.) – мастер. Уста-баши – главный мастер.
После смерти Сафа-Гирея Булат повеселел.
«Смута у басурман надвигается! – с надеждой думал он. – Может, перемена будет… Эх, кабы наши понагрянули!»
Но месяц проходил за месяцем и уж наступил новый, 1550 год, [126] а русские пленники не видели облегчения своей доли.
– Что слышно? – шептались они в укромных уголках. – Сумбеку-ханшу не сбираются столкнуть?
– Куда там! Главный теперь у них Кощак-улан, а он на русских зуб точит – у-у!..
126
До Петра I Новый год на Руси праздновался 1 сентября.
Оторванный от родины, Никита Булат вел строгий счет дням, соблюдал праздники.
По исчислению Никиты был вторник сырной недели. [127]
– Масленица у нас теперь на Руси, дочка, – рассказывал Булат прибежавшей к нему Дуне. – Эх, масленица, масленица, широкая масленица!.. По улицам катанье на лошадях… Парни с девками на санках с гор летят…
Его речь прервали глухие удары, донесшиеся издалека: один, другой, третий…
– Что это? – изумился Никита.
127
Сырная неделя – масленица. В этот день, 12 февраля 1550 года, русские появились перед Казанью.
Сердце заколотилось так, что груди стало больно.
– Доченька, Дуня! Беги разузнай!
Взволнованная Дуня скрылась. Она вернулась через некоторое время бледная, с высоко вздымающейся грудью:
– Ой, дедушка! Наше войско под Казанью! Русские! Из пушечного наряда бьют по стенам, аж пыль летит…
Булат выпрямился, точно вырос:
– Наши! Наши! Долго ждал, а дождался!.. Чего ж ты, глупенькая, перепугалась? Это нам свобода пришла!
Дуня со страхом и робкой радостью смотрела на старика.