Шрифт:
– Я чувствовала то же самое.
– Тогда почему ты мне не сказала?
– удивленно спросил он.
– Потому что не хотела вмешиваться в твои мечты. Твоя карьера очень важна для тебя, и мне не хотелось соперничать с нею.
– Тебе не надо соперничать с нею, - немедля ответил он.
– Ты и дети всегда будете для меня самым важным.
– Я подумала, что тебе...
– смущенно запнулась она, - что тебе были необходимы все эти поездки, чтобы чувствовать себя счастливее. Я не хотела отнимать у тебя эту радость.
– Я люблю свою работу, но...
– поторопился объяснить актер, - но если честно, то я возненавидел все это время, проведенное вдалеке от вас. Я много работал, чтобы заработать для вас больше денег.
– Денег?! Ты все это делал из-за денег?
– переспросила ошеломленная Кенди.
– Но у нас их больше, чем достаточно! Никогда, даже в самых безумных снах моего детства, я не мечтала так жить. Терри, ты раньше никогда не беспокоился о материальном достатке, почему вдруг сейчас это показалось тебе таким важным, чтобы пожертвовать своей семьей?
Услышав реакцию своей жены, Терренс начал с большей ясностью, чем раньше, понимать слова мисс Пони.
– Не спрашивай меня об этом, - стыдливо ответил он.
– Возможно, мне не следовало этого делать, но я сделал это лишь из-за моей любви к вам. У меня появилась возможность, и я не хотел отказываться от нее. Я надеялся, что она позволит мне накопить определенный капитал для будущего Альбена, такой же, как и у Дилана.
Актер стыдливо опустил голову, но мягкое касание его жены заставило его понять, что в этом не было необходимости. Он поднял глаза и увидел улыбающийся взгляд девушки.
– Тебе не кажется, что мы были парой глупцов?
– спросила она с улыбкой.
– Мы оба рисковали самым ценным в нашей жизни из-за пустяков.
– Я тебе обещаю, что такого больше не произойдет, - уверил он ее, стискивая руку девушки.
– Я усвоил этот урок самым ужасным способом... Подумать только, что я мог потерять тебя... И Дилана.
Кенди ответила ему объятием, и на этом эта неприятная глава в их жизни закрылась.
Эллис встал со стула и этим заставил Кенди вернуться из своих воспоминаний. Журналист поблагодарил Грандчестеров за гостеприимство и, пожав руку актера и его жены, простился с ними. Эдвард вышел, чтобы проводить гостя до двери, так что, бросив последний взгляд паре, Эллис последовал за мажордомом, проходя вновь мимо тех же комнат, которые сейчас были освещены лампами, разгоняющими темноту в доме.
Уже выйдя из дома, репортер обернулся, и издалека на него смотрели три улыбающихся и жизнерадостных лица из больших широких окон. Эллис помахал им рукой, прежде чем сесть в свой автомобиль и повернуть в город. По дороге он подумал, что, возможно, на его новой работе в Германии он сможет, наконец, найти подходящую женщину и жениться на ней. Ему уже давно пора.
Пока репортер направлялся в свое суровое ведомство в Манхэттене, Кенди выполняла свой неизбежный ночной ритуал. Она наблюдала за прислугой, которая приводила в порядок кухню и столовую, перед тем как уйти. И поскольку была пятница, Кенди рассчиталась за выполненную работу и простилась со всеми с уже привычной улыбкой. Когда в доме осталась только семья актера, девушка направилась в комнаты своих детей. Это было время для историй и ласк. Тридцать минут спустя, привычный гам в доме сменился мягкой летаргией, и молодая мать смогла, наконец, развязать ленту, которая поддерживала ее белокурые волосы, и, снимая туфли, войти в спальню, где ее муж читал книгу, ожидая ее.
Девушка села перед туалетным столиком и начала готовиться ко сну, расчесывая волосы. Пока она занималась собой, актер отложил книгу и стал наблюдать за женской церемонией, за которой наблюдал уже тысячи раз в течение десяти лет их совместной жизни. Он подумал тогда, что время почти не отразилось на его жене, и она осталась такой же красивой, как в первый день их встречи: от краткой линии носа до белокурых волос; от белоснежной кожи рук до беспокойного света ее глаз - все ему казалось чарующим. Ее окружало нечто, что продолжало привлекать его также сильно и разжигать его чувства, которые никто другой был не в силах в нем разжечь.
Визит Эллиса разбудил в нем воспоминания мрачных дней, но из всех этих дней было только одно, что доставляло ему чувство удовлетворенности - отказ Марджори Дилоу. Однако, даже хотя его жена простила его, но он сам никогда не сможет простить себя.
Он хорошо помнил тот день, когда Марджори перешла границы допустимого, и до определенной степени Терренс продолжал думать, что в том случае его резкость к Марджори была оправдана.
Надо было быть настоящим глупцом, чтобы не замечать открытое кокетничанье Марджори в течение их первой поездки. Но, уже сталкивающийся с подобными ситуациями, Терренс предпочел изобразить уже вошедшее в историю безразличие.
Однако, одним вечером после спектакля, Терренс провел довольно долго времени в разговоре с Робертом в его комнате и вернулся в свою уже перед рассветом. Он очень удивился, когда, войдя в свою комнату, застал там Дилоу.
– Что ты здесь делаешь?
– немедленно спросил он.
– Я... я была немного взволнованной этим диалогом, который нам надо будет играть на сцене, и я подумала, что ты бы не отказался прорепетировать его, и пришла сюда, чтобы предложить сделать это завтра. Но поскольку тебя не было в комнате, я решила подождать тебя... Так как не могла уснуть, - сладко промурлыкала она.