Лишь горько усмехнулась ведунья на слова эти наивные. Но за подарок поблагодарила. Длинными, зимними вечерами она, удобно устроившись у очага, будет вышивать свадебную поневу. А уж для кого, это только Макошь и знает.

Жертва Перуну.

В месяце разноцвет есть особое время, когда самый долгий день, и самая короткая ночь в году. День солнцестояния. Время для сбора трав. Именно в этот день и ночь травы обретали свою волшебную силу. Зверобой для души и крови, чертополох от нечисти, «плакун-трава» от злого духа.

 На рассвете Оленюшка шла с полной суммой собранных трав, когда услышала топот многочисленных ног. Она увидела, как ей наперерез через поле, бежит какая - то женщина с ребенком на руках. Головка ребенка странно болталась, но мать даже не обращала на это внимания. За женщиной в отдалении бежала толпа людей. Когда женщина приблизилась и упала ведунье в ноги, она узнала жену бортника Белену:

– Светлая, спаси сыночка моего Изяслава.

Оленюшка посмотрела в лицо малыша и увидела печать Морены-смерти на его личике.

Толпа селян не решилась приблизиться и к ведунье, подошел только муж бортник Молчун: «Прости Светлая, что потревожила тебя моя жинка. В ночь на Ивана-Купалу, прыгал наш Изяслав, со старшими с обрыва, и видно под водой коряга была, сломал малец шею. Нет с нами его теперь, а вот жена верить не хочет. Помоги ей, а сыночку уже нечем не поможешь. Пусть даст дите по реке, к Морене отправить».

Оленюшка взяла из рук обезумевшей от горя матери ребенка и отдала отцу. А сама взяла Белену за руку и повела к себе. Три дня боролась она за душу жены бортника. Но все было бесполезно. Сгорела ее душа, и остался на дне только пепел, нельзя уже было зажечь в ней искру радости.

Пришел за женой бортник с туеском меда: «Не кручинься, Светлая. Теперь она хоть не кричит. А захочет Лада и детки у нас снова народятся». С тем и ушли.

Кончался разносол . Уже иногда небо окутывала хмарь, и шел мелкий, нудный дождь. С бортником пришла к Оленюшке страшная весть: в Полесье мор на деток, до двух зим. И было де его жене видение, мол, Перун требует жертву. Всех малышей до двух зим, а то совсем изведет Род Клестов.

 - А тебе виденье было, Светлая?

 - Нет, но отчего меня не позвали?

– А что звать то. Дети мерли зараз. В тот же день и отправляли по реке.

Дым очередного плота скорби Оленюшка увидела издали. Но в самом Полесье никого не было. У общинной избы сидел хромой Девятко и плел лапти.

– А где все?

– Ты же ведунья, пошто не знаешь? Все ушли к Перунову камню. Я на такой путь неспособный. А то бы посмотрел, как деток резать будут, - засмеялся Девятко. Был он бездетен.

Что было сил, бежала ведунья по лесу. Бортник не отставал. Еще в детстве слышала Оленюшка, тогда Неждана, о Перуновом камне. Когда чаша терпения Богов переполнялась, несли они детям своим Великий Мор и голод. И тогда только кровью невинной ,детской ,принесенный добровольно на Перунов камень, искупались все грехи.

Но за всю жизнь Оленюшкину этого не было.

Она увидела сначала склоненные спины людей: женщин, мужчин и детей. Все Полесье было здесь. У камня стояла Белена и один из волхвов, по имени Проклятий. Волхва ведунья давно считала потерявшим разум. А вот люди в общине , считали его приближенным к богам.

Проклятий уже отнимал у матери грудного малыша.

– Стойте, заклинаю вас Макошью дающей жизнь и Мореной, ее забирающую, Не того хочет Перун, отец наш.

– Не мешая нам, ведунья, Беляне было видение. А тебе нет.

Оленюшка поняла, что еще немного, и вся эта одурманенная страхом толпа и на нее наброситься.

– Хорошо, я сама спрошу у Перуна, угодна ли ему ваша кровавая жертва.

Она выбрала из толпы малышку и улыбнулась ей ,и та охотно пошла к ней на руки. Мать девочки тихо завыла. Ведунья понесла девочку к жертвенному камню, и все это время пристально смотрела ей в глаза. Ребенок не должен почувствовать боль и страх.

Ведунья поставила девочку на камень и достала костяной нож

– Перун, тебе о грозный и справедливый отец наш, дарую эту жертву. Люба ли она тебе?- и полоснула по ножке, чуть выше колена. По детской, золотистой от загара ножке потекла алая струйка крови. А сама, заслонив девочку телом, провела рукой по ножке снизу вверх, несколько раз.

И еле слышно произнесла: " «На море, на океане, не деревне Буяне там стояла хатка, в той хатке три сестры на колокола звонице. Они раны зашивали, они кровь останавливали. Ох ты, рана, заживись, ох ты, кровь, остановись. Кровь затворяю, рану заживляю" .