Я хотел было закрыть за ними дверь, но она захлопнулась сама. Немного поколебавшись, я последовал доброму совету – отправился в душ. Некоторое время разглядывал в зеркале свое отражение. Оказывается, зареванное небритое лицо взрослого мужика – вовсе не паскудное, а в высшей степени трогательное зрелище. Даже когда это твое собственное лицо. Или только когда оно твое собственное, черт его знает.

– Вот как оно все повернулось, – сказал я, глядя в покрасневшие от слез глаза своего зазеркального двойника. – Или может повернуться. Или не может. Но перед сном один мой знакомый думал, что сейчас самое время обратиться за советом к Гекате, которая, если верить нескольким десяткам интернет-ресурсов, время от времени отвлекается от полезного моциона во тьме при свете чадящих факелов, чтобы помочь болванам вроде него в разрешении запутанных ситуаций. Это, конечно, была не самая остроумная шутка в твоей жизни, друг мой. Но если ты сейчас откажешься признавать, что получил эту помощь, я отрекусь от тебя, так и знай.

Отражение мое испуганно моргнуло. А внутренний умник, уже заготовивший не одну сотню язвительных контраргументов, так удивился, что умолк. И правильно сделал. В его отсутствие я, по правде сказать, соображаю куда лучше.

Открывая кран, я уже знал, что буду делать. Осталось продумать детали. Так что и за завтраком было чем себя занять. Заодно я написал Карлу – короткое, больше похожее на sms, письмо: «Я в порядке, тут много интересного происходит, подробности потом; если пропаду до ночи или вообще до завтра, не волнуйся и Ренате не давай, рано или поздно объявлюсь».

А потом я позвонил Мите.

– О, ты в Праге! – обрадовался он. – С меня обед, я помню.

– Бог с ним, с обедом. Есть серьезный разговор.

– Про дела? Как у взрослых? – восхитился он.

– Именно. Кажется, я хочу тебя нанять.

– Ну ничего себе, – сказал Митя и надолго умолк. Наконец спросил: – Твое дело ждет еще часа три-четыре?

– Ну разве что три-четыре, – неохотно согласился я.

– Просто я сейчас очень занят, но относительно скоро освобожусь. Можно совместить разговор с обедом у албанцев, ты как? Найдешь их?

– Пожалуй. В два?

– Давай в два. Максимум – в половине третьего. Но я постараюсь не…

– Постарайся, – твердо сказал я. И пошел одеваться. Не то чтобы мне сейчас хотелось осматривать достопримечательности, но сидеть на месте было совершенно невмоготу.

Оказавшись на улице, я некоторое время растерянно глазел по сторонам, пытаясь сообразить, в какую сторону пойти. Чертовски трудно сделать выбор, когда тебе абсолютно все равно. И тут я вспомнил прекрасное кафе неподалеку от Староместской площади. С белыми стенами, оранжевым потолком и отличным эспрессо. И понял, что это прекрасное решение проблемы. Во-первых, даже такая скромная цель – гораздо лучше, чем ее отсутствие. Во-вторых, кофе там был просто гениальный. В-третьих, пока я дотопаю до Староместской, пока найду кафе, пока буду ждать заказ, а потом сдачу, пока вернусь на этот берег и отыщу албанский ресторан, пройдет куча времени, а я и не замечу. Можно было придумать еще дюжину аргументов, но они не требовались, я уже и так вприпрыжку мчался вниз по Нерудовой, только пятки сверкали.

Некоторое время я беспомощно топтался вокруг Тынского храма, но наконец обнаружил узкий, почти незаметный проход между домами, сунулся туда и вышел прямо к вожделенному кафе. Сел за тот же столик, где в прошлый раз болтал с Рыцарем, Кьяларом Датчанином. Только теперь вспомнил, что он оставил мне номер своего телефона и разрешение звонить в любое время суток, если понадобится, – в точности как рыжая немка Хайди. Надо думать, его салфетку постигла та же участь, что и Хайдину картонку, где-то я их посеял, не то в недоброй памяти краковском поезде, не то еще раньше. Кажется, за эту поездку я ухитрился профукать не только великую любовь, но и прекрасную дружбу – что за дурацкий итог.

Цыц! – рявкнул я на внутреннего драматурга. Надоел. Сказано тебе, покончу с делами, поеду в Эрфурт, обойду там все книжные магазины, найду Хайди и погляжу, как ей это понравится. Чем черт не шутит, вдруг действительно… А что касается Кьялара, так вот же он, только что вошел в кафе, давай поздоровайся с дядей Рыцарем, нытик несчастный!

Я приподнялся и приветливо помахал рукой. Кьялар, похоже, обрадовался и тут же подошел.

– Вы, как я погляжу, стали здесь завсегдатаем, – одобрительно сказал он.

– Вообще-то, я тут всего второй раз. Меня все это время не было в Праге. Вчера вечером вернулся. Поэтому и вам не звонил.

– Все в порядке, – улыбнулся Кьялар, – я же сам сказал, звонить не обязательно, а просто можно. Когда угодно, хоть бы и через год.

– Я бы хотел воспользоваться этой возможностью, но, кажется, уже потерял салфетку с номером, – признался я.

– Не проблема, вот вам еще одна. – Он стремительно начертил огромные цифры на очередной салфетке и протянул ее мне. – Если опять потеряете, имейте в виду, я сюда по будням почти каждый день захожу. Примерно в одно и то же время, иногда еще и вечером. А сейчас моя компания вас устроит?

Я с энтузиазмом закивал, и Кьялар сел напротив. Он, как и в прошлый раз, заказал какой-то сложносочиненный чай, а я потребовал эспрессо. Я спросил, как дела у Короля с Королевой, прекрасной Утопленницы и меланхоличной Коломбины, а он – куда я ездил и как мне это понравилось. Мы даже что-то друг другу ответили, позитивное, необязательное и невнятное; честно говоря, я не только его, но даже собственные слова пропустил мимо ушей. Не до того было, воздух звенел от напряжения, и мне, помню, все казалось, сейчас кафе и маленькая площадь за окном исчезнут, а мы, как есть, тепленькие, с чашками в руках и светскими улыбками на устах, загремим в какой-нибудь местный Карродунум, или что там за поселение было когда-то на месте Праги? – вроде Пелег; впрочем, неважно. Что-нибудь непременно случится, я не сомневался и, по правде сказать, досадовал – мне бы сейчас кофе спокойно выпить, поболтать с приятным человеком о человеческих каких-нибудь пустяках, вспомнить, как это бывает, взять тайм-аут, дух перевести, ну!