Шрифт:
На справке – три резолюции:
т. Фриновский [456] . Прошу санкцию на арест. 27.4. Журбенко [457] ;
Арест согласован с тов. Рогинским [458] . Подпись. 29/IV 38;
Арестовать. М. Фриновский. 29/IV 38 г.
Подпись Фриновского – замнаркома внутренних дел – стоит и на ордере № 2817 на арест. Выписали ордер – 30 апреля. (Видно, Надежда Яковлевна переписала себе эти цифры. В архиве О.М. в Принстоне есть одна бумажка нестандартного вида, на которой записано ее рукой: «№ 2817 Ося 30/IV» [459] )
456
Фриновский Михаил Петрович (1898–1940). Образование: духовное училище, Краснослободск, 1914; 1-й класс Пензенской духовной семинарии, 1916; курсы высшего комсостава при Военной академии РККА им. М.В. Фрунзе, 1926–1927. В коммунистической партии с 1918 г. В органах ВЧК–ОГПУ–НКВД с 1919 г. В 1935 г. присвоено звание комкор, в 1938 – командарм 1-го ранга. С 16 октября 1936 г. – заместитель, а с 15 апреля 1937 г. по 8 сентября 1938 – первый заместитель наркома внутренних дел СССР, с 15 апреля 1937 г. по 28 марта 1938 – начальник ГУГБ НКВД СССР, с 28 марта 1938 г. по 8 сентября 1939 – начальник 1-го управления НКВД СССР, с 8 сентября 1938 г. – нарком Военно-Морского Флота СССР. Арестован 6 апреля 1939 г., 4 февраля 1940 г. приговорен ВК ВС ССССР к расстрелу и расстрелян 8 февраля того же года. Не реабилитирован.
457
Журбенко Александр Спиридонович (1903–1940). Образование: церковно-приходская школа; 4 года в высшем начальном училище, 1919. В коммунистической партии с 1928 г. В органах ВЧК–ОГПУ–НКВД с 1920 г. В 1935 г. присвоено звание капитан, в 1937 – майор ГБ. С 15 апреля 1937 г. по апрель 1938 – начальник 9-го отделения 4-го отдела ГУГБ НКВД СССР, с апреля по 15 сентября 1938 г. – зам. начальника и начальник 4-го отдела 1-го управления НКВД СССР, с 15 сентября 1938 г. – начальник УНКВД Московской области. Арестован 29 ноября 1938 г., 15 февраля 1940 г. ВК ВС СССР приговорен к расстрелу и расстрелян 26 февраля того же года. Не реабилитирован.
458
Рогинский Григорий Константинович (1895–?), в 1929-1930 гг. – прокурор Ростовской области; с 27 апреля 1935 по 7 сентября 1939 г. – зам. Прокурора СССР, ближайший сподвижник А.Я. Вышинского. Автор книги: Голунский С.А., Рогинский Г.К. Техника и методика расследования преступлений. М., 1934. Снят с работы якобы за преступное отношение к жалобам и заявлениям, а на самом деле за мнимое участие в «заговоре прокуроров». Арестован 5 сентября 1939 г. В 1941 г. приговорен ВК ВС СССР к 15 годам заключения, умер в лагере. Реабилитирован в ноябре 1992 г. (Звягинцев А. Орлов Ю. Прокуроры двух эпох: Андрей Вышинский и Роман Руденко. М.: Олма-Пресс, 2001)
459
АМ. Короб 4. Папка 1.
2
…Прибытию в Саматиху опергруппы предшествовал приезд туда 30 апреля еще и районного начальства на двух легковых машинах. 1 мая, когда весь дом отдыха буйно отмечал праздник, гуляли, по-видимому, и чекисты.
Первомайские газеты захлебывались подобающими жизнерадостностью и энтузиазмом. Сообщалось, например, что накануне праздника открылось движение по новому Крымскому мосту в Москве, что в праздничный вечер давали следующие спектакли: в Большом – «Поднятую целину» (закрытый просмотр; был там, наверно, и Сталин), во МХАТе – «Любовь Яровую», в Вахтанговском – «Человека с ружьем», в оперетте – «Свадьбу в Малиновке» и т. д.
Скромный стук в дверь избушки-читальни раздался, как вспоминает Н.М., под утро 2 мая (по чекистским документам – третьего): двое военных (сотрудники НКВД Шишканов и Шелуханов) в сопровождении главврача Фомичева [460] предъявили ордер (О.М., кстати, поразило, что он был выписан еще в апреле).
Обыска как такового не было: просто в заранее приготовленный мешок вытряхнули всё содержимое чемодана. Согласно описи, это: «1) паспорт серии Ц.М. № 027827 и 2) рукопись и переписка – одна пачка, книга – автор О. Мандельштам».
460
Согласно документам, С.В. Фомичев исполнял еще и обязанности директора дома отдыха.
Никаких претензий и жалоб арестованный не заявил, и вся операция заняла около 20 минут…
Проводить Осипа Эмильевича до Черусти его жене позволено не было [461] .
В ночь перед арестом ей снились иконы: сон не к добру.
Больше она мужа уже никогда не видела. Канули в лету и стихи, написанные здесь: запомнить их Надежда Яковлевна не успела.
…И блаженных жен родные рукиЛегкий пепел соберут…461
Ей удалось вырваться из Саматихи только 6 мая, когда на узенькой бумажке со штемпелем и круглой печатью здравницы «Саматиха» ей выдали справку (см. «Документы»).
3
Итак, 2 мая 1938 года О.М. вырвали из жизни и сбросили в колодец ежовского НКВД. В его деле, впрочем, указана дата 3 мая, но это, надо полагать, дата поступления арестованного в приемник [462] внутренней (Лубянской) тюрьмы. Это небольшое трехэтажное здание во дворе лубянского колосса, окруженное со всех сторон грозными этажами с зарешеченными окнами. Если бы вдруг удалось увидеть его сверху, оно могло бы показаться мышонком в тисках кошачьих когтей. А снизу – из тесноты камер – людям, трепыхавшимся в неволе, таким оно не казалось, не воспринималось как метафора, – таким оно просто было. Но никакая птица не разглядела бы сверху ни малоприметную дверь в зал судебных заседаний, ни подземного хода, которым уводили отсюда тысячи и тысячи – в расстрельные подвалы дома Военной коллегии, что на другой стороне Лубянской площади…
462
Полное название: «Отделение по приему арестованных».
О.М., впрочем, им не провели. В приемнике у него отобрали паспорт, чемоданчик, помочи, галстук, воротничок, наволочку и деревянную трость с набалдашником; выдали квитанцию: одну взамен всего изъятого (№ 13346); другую (№ 397) – на имевшуюся у О.М. при себе наличность: 36 рублей 28 копеек.
Но перед этим поэта – последний в жизни раз – сфотографировали. Эта тюремная фотография – профиль и фас – потрясает. Мандельштам – в кожаном, не по размеру большом, пальто (подарок Эренбурга, оно упомянуто потом почти всеми, видевшими поэта в лагере!), в пиджаке, свитере и летней белой рубашке. Небритое, одутловатое, отечное лицо сердечника, всклокоченные седины. Как выдержать этот обреченно-спокойный и вместе с тем гордый взгляд усталого и испуганного человека, у которого уже отобрали всё – книги, стихи, жену, весну, свободу, у которого скоро отнимут и последнее – жизнь?!
В этом взгляде, в этих глазах – весь его мир и дар, без которых сегодня нам самим, кажется, уже невозможно жить.
Фотография, как это ни странно, датирована тем же 30 апреля (запись на талоне ордера № 2817). От того же числа отсчитывался и пятилетний срок за контрреволюционную деятельность в приговоре Особого совещания.
Следующая достоверная дата – 9 мая. В этот день, согласно служебной записке № 16023, было отдано распоряжение доставить О.М. из внутренней (Лубянской) тюрьмы в Бутырскую и поместить в общую камеру.
Возможно, его выполнили не сразу, поскольку следующее документированное событие произошло всё еще на Лубянке – и 14 мая. Дактилоскопистом (подпись неразборчива) Внутренней тюрьмы ГУГБ НКВД г. Москвы сняты отпечатки пальцев О.М.: правая рука, левая, контрольный оттиск…
Тюремно-лагерное и следственное дела – это совершенно разные вещи [463] . Раньше мы могли лишь гадать о том, велось ли следствие или нет, и, если велось, то кто был следователем и какими методами велись допросы. В условиях заведенной машины ОСО, где даже подпись секретаря была заменена казенным штемпелем, большой необходимости не было даже в протоколах и допросах. Может быть, весь следовательский труд свелся к двукратному заполнению анкеты, точнее, учетно-статистической карточки на арестованного?..
463
Совершенно особую разновидность «дел» составляли дела «агентурные», или «досье» (еще синонимы: «дела оперативного учета на граждан», «дела оперативной проверки», «дела оперативной разработки», «дела оперативного наблюдения»). Относительно этих дел применительно к О.М. неоднократно приходилось слышать: не сохранились, уничтожено. В то же время генерал КГБ Калугин охотно и широко цитирует агентурное дело на А. Ахматову (см.: Калугин О. Дело КГБ на Анну Ахматову // Госбезопасность и литература на опыте России и Германии (СССР и ГДР) [Материалы конференции «Службы госбезопасности и литература», состоявшейся в апреле 1993 г. в Москве] М.: Рудомино, 1994. С.72-79). Кроме того существавали и так называемые «дела агентуры», как «личные», так и «рабочие», причем в «рабочем» деле – все подлинники донесений агента. Именно эти дела уничтожались с особенным рвением и в несколько присестов: в 1939 (Берия), в годы войны, при Хрущеве и, в 1990-1991 гг., при Крючкове, – дела оперативного учета против антисоветчиков). В результате эти дела были уничтожены на 80-90 %, дольше всего хранились дела с окраской «шпионаж». Но есть еще и 4-й тип дел – внутренняя переписка КГБ, или дела секретного делопроизводства: в них частно бывают важные сводки, запросы и т.д. (см.: Рогинский А., Охотин Н. Об архивных источниках по теме «КГБ и литература» // Там же. С. 85-92).