– Терпи, – сказал я с напускной сердитостью. И пробил облака.

Ночная земля раскинулась внизу – темная и косматая. Несколько огоньков мерцали там заброшенно, сиротливо. Да бежали крошечные желтые квадратики – окна вагонов.

И все же сплошного мрака в воздухе не было. Над зубчатым лесом вставала луна. Не та яркая и круглая, что над Туманными лугами, а обычная, «земная». Тусклая розоватая половинка.

– Сойка, а как мы тут что-то разыщем?

– Ничего и не надо искать! – откликнулась она радостно. – Вон река блестит, изгиб! Деревня – дальше, а наш дом у самого этого изгиба, у берега. Он хоть и сгоревший, но все равно видно… А вон огонек, это на нашем ветряке!

В самом деле, луна высветила реку, хотя и неясно. Увидел я и черные горбатые крыши хутора и горевшую над ними лампочку.

– Сойка, ты готова?

– Да… Ой… Уже сейчас?

– Подожди… – Я повел самолет в сторону и вверх.

– Куда ты?

– Потому что ветер. Снесет тебя в реку.

– Я умею плавать.

– Этого еще не хватало…

Я ушел подальше от излучины и набрал высоту: чтобы для парашюта был запас. Если увижу, что не раскрылся, подхвачу Сойку на лету, как меня подхватил когда-то Серёжка.

– Сойка, если зацепишься за деревья, не дергайся. Виси и ори, пока не снимут… А если сядешь нормально, мигни три раза сигнальным фонариком, он на левой лямке. Видишь кнопку?

– Вижу… Ты не бойся, я нормально…

– Ой, а что ты дома-то скажешь? Откуда взялась?

– Скажу, что знакомый летчик привез. Это ведь правда. А бабушке дадим телеграмму, в Дорожкине есть почта…

– Сойка…

– Что, Рома?

– Ох, да ничего уже… Переваливайся через борт и пошла…

– До свиданья, Рома… – И она не задержалась ни на секунду. Я же говорил: тихая, но отчаянная.

Меня слегка подкинуло – хоть и небольшая, но потеря веса. И тут же сильно дернулась бортовая скоба. И – ничего не видать…

Я заложил вираж. За мной трепетал фал с вытяжным чехлом.

А Сойка? Господи, где она?

Но вот расползлось внизу, отрезало неясную луну круглое светло-серое пятно. Купол!

Я догнал его, стал облетать по спирали. Может, Сойка что-то кричала мне, но за шумом своего мотора услышать я не мог. Выключил на миг, но воздух все равно свистел очень сильно.

Я метался вокруг парашюта, пока не понял: деревья и крыши уже рядом. Взмыл. Пятно замерло недалеко от лампочки ветряка, потеряло круглую форму.

Села? Ну, как она там? Живая?

И наконец рядом с обмякшим куполом трижды мелькнула электрическая искра.

Обратно я не сразу пошел по «треугольнику». Сперва долго летел над рельсами на восток. В сторону половинчатой луны. Было мне грустно и хорошо. Я знал: Серёжка скажет, что я молодец. Но в то же время чувствовал: что-то кончилось в нашей сказке.

А может, ничего печального в этом нет? Улетела Сойка от сумасшедшей бабки, радоваться надо. Но большой радости не было, и почему-то неотступно звучала в голове Сойкина песня:

Странная песня, да? Но такую уж придумал далекий Сойкин брат. А может, и я кое-что добавил – вместо забытых строчек. Ведь я и раньше иногда пробовал писать стихи, даже поэму сочинял, когда лежал в больнице.

Наконец я ушел в высоту, к вершине пространственного треугольника. И опять сквозь облачно-лунные миры «съехал» к обычной земле – сонной, с огоньками.

Это были огоньки нашего города. И посадочные костры я тоже различил. Пора приземляться. Но не хотелось. Словно я не все еще сделал, что должен был этой ночью.

А песня продолжала звучать во мне. Была в ней и тревога, и печаль, но было и хорошее ожидание. Потому что ведь правда – дорога не кончена! Сказка не кончена!

Скоро вернется Серёжка.

А еще до этого я слетаю к Сойке, узнаю, как она там…

Да, но где же я там сяду?! Если сегодня не смог, то и потом… Вот балда! Надо было условиться, чтобы Сойка нашла площадку, зажгла костры… Но ведь она говорила: «Бугры…»

А может, прямо в воздухе превратиться в мальчишку с парашютом? Хорошо, если получится. А если…