Мы не знали реку Юмури, и наш водитель ее не знал, мы не представляли, какой она иногда бывает. Следует добавить, что в пяти метрах за нами шла к броду специальная горная машина с очень большими колесами. И вот мы въезжаем в брод перед грузовиком. Вокруг машины дико кипит вода, но мы едем. До самой середины брода мы добираемся вполне благополучно. Посередине же реки брод перестал быть бродом и сделался пропастью. Внезапно мы соскользнули в реку на полметра глубже. Произошло это в одну секунду, вода справа и слева залила машину, мотор, разумеется, заглох, а когда водитель открыл дверцу, внутрь тут же ворвался и забушевал поток воды. И бурное течение уже начало уносить первые веши. Теперь на карту поставлено все! Прыгаем в реку, пока есть время. Я сижу слева и поэтому выскакиваю против течения налево, за мной Миро. Миро удалось устоять, но меня сильнейший поток вышедшей из берегов реки бросил прямо под колесо следовавшего за нами грузовика, которому удалось преодолеть глубокую реку. К счастью, я схватился одной рукой за Миро, он меня удержал, но тяжелая машина — ее водитель меня, конечно, видеть в воде не мог-переехала мне ступню правой ноги. Удар неожиданно сильной боли потряс меня, я отпустил Миро, разбушевавшаяся река снова схватила меня и снова толкнула под колеса упрямо едущей грузовой машины. Течение теснило тело под машину, пока под ней только ноги… но через секунду подойдут задние колеса. Кажется, я страшно вскрикнул. Водитель выглянул и увидел меня, увидел, как я отчаянно держусь за подножку, а ноги мои уже под кабиной. Он молниеносно бросил руль, высунулся наружу, обеими руками-он был невероятно силен — втянул меня в высокую кабину и посадил себе на колени. Голова у меня закружилась…

Вся эта кошмарная сцена, о которой я предпочел бы теперь не вспоминать, длилась только несколько долей секунды. Мозаика времени между жизнью и смертью. Когда я снова после непродолжительной дурноты открыл глаза, мы уже были на берегу. Высокий грузовик потом выволок из брода и нашу затопленную, побитую машину.

За этим последним бродом на реке Юмури — «Я умираю» — открывается, однако, уже дорога на Баракоа. Итак, меня везут туда. А из Баракоа, с полевого аэродрома, самолет несет меня в Сантьяго, а из Сантьяго в Гавану. В Гаване есть чехословацкий врач, тут есть лекарства, тут есть все, в чем нуждается раненая нога. Тяжелое колесо машины ее, конечно, порядком помяло. Ходить не могу. Итак, я пока сижу здесь, в своей спокойной гаванской комнатке, работаю за столом и жду. Должен ждать.

Но придет время и рана подживет. Я встану на обе ноги, пройдусь по комнате, попробую спуститься по лестнице и затем пойти по земле. А после опять вернусь туда. Я должен туда вернуться — туда, в восточные горы. К индейцам, к этим людям маленького роста, к этим людям большого сердца!

Кубе не повезло в русской этнографической литературе. Практически единственными источниками сведений о кубинском населении на русском языке являются переводы сочинения А. Гумбольдта и капитальной монографии по географии Кубы крупнейшего кубинского географа А. Нуньеса Хименеса, выдержавшей два издания. Однако и в том и в другом случае сведении о населении, его истории и обычаях, пестроте этнического состава Кубы и сложных этапах его формирования сообщаются попутно, на фоне гораздо более богатого подробностями изложения физико-географических и статистических сведений об острове.

Лежащая перед читателями книга до какой-то степени заполняет этот пробел. Автор книги Милослав Стингл — известный чешский этнограф — в настоящее время, пожалуй, один из самых неутомимых наблюдателей жизни сохранившихся на стадии первобытности народов Земли в их естественных условиях. Советский читатель знаком с его книгой об истории коренного населения Америки и основных этапах заселения Американского континента человеком. Ему принадлежит обширное, популярно написанное и снабженное отличными цветными иллюстрациями описание традиционного быта и современного состояния коренного населения Меланезии, Новой Гвинеи и Австралии. Книга Стингла о населении Кубы основана, как и предыдущие, на личных наблюдениях и архивных изысканиях и поэтому при всей популярности изложения и расчете на массового читателя до известной степени имеет значение первоисточника.

Подлинное название книги в чешском издании-«Индейцы, негры и бородачи». В этом названии Стингл подчеркнул, что население Кубы представляет собой тройной конгломерат этнических элементов разного происхождения-коренного местного, восходящего к индейскому населению, африканского негрского, связанного с потомками завезенных на Кубу негров в основном из Западной и Центральной Африки, и европейского — потомков испанцев — завоевателей острова. Взаимоотношения этих трех групп, смешанные браки между ними, заключавшиеся на протяжении многих поколений, и придают населению Кубы то неповторимое антропологическое своеобразие, которое так поражает всякого, приезжающего на остров.

Каждому из этих компонентов Стингл уделяет равное внимание. Он довольно подробно пишет об открытии и завоевании острова, о всех политических акциях, с которыми это было связано и сведения о которых извлечены им из подлинных документов. Он ярко характеризует те культурные элементы, которые были принесены неграми на Кубу и которые так неповторимо изменили облик кубинской культуры в отличие от староиспанской, придав ей евро-африканский синкретизм, поражавший всех исследователей этнографии Кубы. Наконец, Стингл описывает две экспедиции к индейцам, совершенные им вместе с другими исследователями и буквально воскресившие индейцев восточной Кубы для европейской науки. Читатель убедился, что все это сделано автором достаточно выпукло и что в памяти остается богатая увлекательными подробностями и очень информативная картина. Притом картина эта не статична, а дана в динамике, результаты наблюдении над современным населением удачно дополняются археологическими параллелями, когда речь идет об истории индейцев: материал для этих параллелей автор собрал в богатых археологических музеях Гаваны и Сантьяго.

Однако картина формирования того сложного конгломерата, который можно сейчас назвать кубинской культурой, а главное ее исторических корней, будет неполной, если не добавить к изложению Стингла несколько существенных деталей. Отчасти необходимость этих добавлений вызвана тем, что исследования последнего десятилетия внесли известную ясность в те вопросы, на которые невозможно было ответить раньше, отчасти — буквально

грандиозными изменениями в жизни современной Кубы.

Стингл уделяет огромное внимание афрокубинской религии или афрокубинским культам. В этом отношении он продолжает дело подавляющего большинства этнографов-исследователей малоизвестных европейской науке территорий, которые всегда обращали внимание в первую очередь на социальную организацию и религиозную жизнь, справедливо полагая, что именно они позволяют проникнуть в наиболее интимную и важную психологическую сферу чужой культуры. Описанию материальной культуры кубинского населения разных районов совсем не уделено места, хотя это чрезвычайно обширная глава этнографии, особенно интересная на Кубе: сложное происхождение современного населения заставляет предполагать, что и в материальной культуре причудливо скрещиваются разные традиции — индейская, африканская и европейская. Весьма вероятно и существование территориальных различий. Исключительно полное описание музыкальных инструментов кубинцев, осуществленное Ф.Ортисом, в той его части, где эти инструменты рассматриваются как памятники материальной культуры, как раз и показывает, как сложно и часто неожиданно переплетаются мотивы разнообразных древних традиций, чтобы образовать то или иное явление современной культуры, в данном случае тот или иной музыкальный инструмент. Что касается региональных различий, то я могу опереться лишь на свои чрезвычайно беглые наблюдения, сделанные во время поездок по острову: различия между западными районами и провинцией Ориенте, например, в конструкции жилищ, способах использования скота в качество транспортного средства бросаются в глаза.

Стингл в трактовке религиозной жизни кубинцев в части афрокубинских культов следует за Ф. Ортисом — замечательным культурным деятелем и просветителем Кубы, этнографом, историком, юристом, исследователем кубинской литературы, даже антропологом. Ф. Ортис впервые подробно описал пантеон афрокубинских божеств, дал их первичную классификацию и запечатлел связанные с ними культовые действия. Стингл пишет о посещенных им молебствиях в честь могущественных богов Эллегуа (хранитель очага), Чанго (господин огня и света), Йемайи (богиня моря) и затем переходит к характеристике культа Абакуа — якобы тайного мужского союза, строго охранявшего свою недоступность и стремившегося к проведению своих узаконенных ритуалом культовых действий в глубокой обособленности от других религиозных церемоний. Молебствие в честь каждого бога трактуется и подается им почти как самостоятельный культ, мало связанный с остальными. Правда, он упоминает о влиянии католических святых на оформление афрокубинских культов, но замечание это сделано вскользь и не получило развития.